«После боя, который продолжался четыре часа, партизаны опять ушли в лес. Они взяли с собой молодых людей из среды наших [еврейских] рабочих. Более старших и слабых евреев они не согласились взять и оставили их в городе. Я с моим братом ушли с партизанами в лес.
На утро в понедельник [3-е августа] прибыли немцы из окружающей местности и перестреляли всех оставшихся в живых евреев».180
Еще меньше доверия вызывает сообщение о спасательной операции в Скалате: оно явно основано на непроверенных слухах181.
А сообщение о Молодечно слишком лаконично, чтобы можно было судить о степени его достоверности182.
Автор рассказывает и о других фактах, которые должны быть отнесены в актив партизанского движения:
«Русское партизанское движение помогало евреям переходить через линию фронта на советскую сторону. Бригады Старека, Домбровского, Романова, Железняка, Дяткова и Мельника, оперировавшие непосредственно за немецкой линией фронта, переправили через фронт много тысяч евреев, разбежавшихся по лесам Западной Белоруссии, спасаясь от бойни.
Объединение генерал-майора Федорова-Черниговского (его операционный район: Черниговская область, позже Волынь) приняло из еврейских семейных лагерей в лесах более 500 еврейских детей, охраняло их и заботилось о них, доставляя им всё необходимое. После того, как Красная Армия заняла Сарны (на Волыни), некоторые отряды прорвали фронт и отослали еврейских детей в Москву».183
Эти сообщения, вероятно, сильно преувеличены. Если бы речь шла действительно о спасении «многих тысяч евреев» и спасении еврейских детей сотнями, это оставило бы какой-либо заметный след в советской печати, русской и еврейской, в воспоминаниях партизан, в материалах Еврейской Исторической Комиссии в Польше, в показаниях большого числа евреев, выбравшихся из Советского Союза после войны. Немыслимо, однако, допустить, что все эти сообщения просто основаны на ложных слухах. В основе их, вероятно, лежат реальные факты. И факты эти, даже если масштабы их значительно скромнее, чем сообщает Каганович, заслуживают внимания.
Картина в целом остается, однако, достаточно неприглядной. По-видимому, в большинстве отрядов антисемитизм либо прорывался открыто, либо существовал в приглушенном состоянии, создавая у евреев-партизан ощущение, что они в любой момент могут встретиться с проявлениями антисемитизма. Это отражалось даже на организационной политике высшего партизанского командования:
«Зная о сильных антисемитских настроениях среди части партизан, руководство советским партизанским движением считало необходимым разбросать евреев по русским отрядам, чтобы евреи не так бросались в глаза и не давали повода антисемитам в партизанском движении обвинять евреев в трусости, если специальный еврейский отряд потерпит в борьбе поражение или если он будет вынужден по той или иной причине отступить…
