— Очень редко. Почти никогда. Настоящие мужчины.
— А вы сами никогда не плакали?
— В последний раз я плакал, когда вас еще на свете не было, дон Энрике. И никого не было из вашего поколения. Ни вас… Ни Людовика… Ни Филиппа… ни… — добавил он после короткой паузы и вздоха, — Ни… Рауля. В другой жизни, как теперь говорят.
Он улыбнулся грустно и задумчиво, отрешенно смотря на белого голубя, — В той жизни я не носил сутану. Я носил синий плащ с лилейным крестом… Я тогда расстался с любимой женщиной… И та жизнь кончилась. А все могло быть иначе…
— И женщину ту звали Мари Мишон?
— Вам известно ее настоящее имя?
— Да.
— От командора де Санта-Круса?
— Да.
— Понятно. Но… не будем увлекаться воспоминаниями… Вы сгущаете краски, дон Энрике. Наши дела не так плохи, как кажется героическому Командору дону Патрисио де Санта-Крусу. А вы, дон Энрике, просто пешка в игре вашего Великого Магистра. Хотите выслушать мои соображения?
— Да.
— Так вот, вы сказали, что ваши корабли или галеасы — что там еще у вас — присоединятся к эскадре герцога де Бофора.
— Да. Все уже решено. Наших возглавит командор де Санта-Крус.
— Великому Магистру выгодно, чтобы весь наш флот ушел на юг, и развернулась широкомасштабная операция. Я оставляю Бель-Иль, Людовик об этом узнает, и Бофор получает вторую эскадру.
— Это было уже обещано Бофору, между прочим!
— Королем Людовиком?
— Да. На последней аудиенции Его Величества.
— Обещанного три года ждут.
— Бофор не сможет ждать три года!
— Это я к слову. Но вся эта затея — какой-то экспромт, авантюра! Разве так готовят такое серьезное дело?
— А как?
— Об этом чуть позже. Мне непонятно одно — почему Котонер, ваш Магистр, послал ребенка с таким сложным поручением?
— Я все провалил, — печально сказал дон Энрике.
— Будь на вашем месте сам Санта-Крус, давно мне знакомый и очень мною уважаемый Героический Командор, я ответил бы то же самое! Так и передайте вашему Магистру.
— Неужели у вас каменное сердце… — прошептал дон Энрике, — Вас предупреждают. Ваш корабль налетел на рифы и дает течь… Имя этим рифам — Фуке и Людовик, пробоину уже не заделать! Я вам объясняю по-морскому.
— Это понятно. «Морская» болезнь?
— А вы, вместо того, чтобы принять помощь, предложенную от чистого сердца, от верных друзей, преспокойно дрейфуете.
— Это говорит салага, который еще и пороху не нюхал.
— Имеющие глаза — не увидят, имеющие уши — не услышат, — промолвил дон Энрике, — Я столько слышал о вас! Вы были поэтом, вы любили, у вас замечательные друзья, вы достигли могущества, вы стали Черным Папой — и вы так бездушны!
