Дон Энрике собрал всю свою силу воли и заставил себя успокоиться.
— Клянусь спасением души, попади я в руки оголтелых мусульман, и не пикнул бы, даже если бы эти варвары вырезали на моей спине крест — он прижал руки к белому кресту на своем плаще, — как это было во время осады Мальты в прошлом веке! Но сейчас я заплакал от бессилия, от отчаяния, от того, что я только человек, а не ангел Божий и не могу убедить вас… Но я знаю, что если вы отвергнете помощь ваших друзей, это приведет к страшной катастрофе.
— Гора трупов, как вы говорили, чувствительный юноша!
— Все человеческие доводы напрасны! Увы! Я всего лишь человек, грешный, как и все люди. Но я взываю к всемогущему Господу — Боже!!! Дай знак, помоги мне, Господи!!!
Рыцарь и епископ вздрогнули — белый голубь влетел в раскрытое окно, покружился по комнате и уселся на подоконник.
Дон Энрике широко раскрыл глаза.
— Видите! — воскликнул он, схватив Арамиса за руку, — Это знамение! Вам и этого мало?
— Это случайность, — ровно сказал Арамис, — Я часто кормлю голубей. Они меня знают и прилетают к этому окну. Это вовсе не чудо.
— Голубь — вестник мира! Голубь — символ Святого Духа! Это знамение, епископ!
"Он опять, того гляди, разрыдается", — раздраженно подумал Арамис.
Но, вопреки досаде, мальчишка растревожил его, взволновал, возмутил и — восхитил. Он даже завидовал этому молокососу. Но лицо епископа оставалось каменным, непроницаемым. Арамис научился превращать в маску свое лицо. Энрике де Кастильо не владел этой наукой. У него дрогнули губы, и он прошептал:
— А еще есть поверье, что влетевшая в комнату птица предвещает большое несчастье, кажется, чью-то смерть…
— Пустые суеверия, — бросил Арамис и поспешно поднялся, загораживая от вошедшего Портоса юного паладина. Портос затопал к столу и проворчал:
— Черт возьми, я пришел сказать, что обед задерживается. А я как раз голоден как волк! Так что не торопитесь. Что с нашим гостем, Арамис?
— Ничего, — сказал дон Энрике, — Соринка в глаз попала, и всего лишь. Nada.
— Что-то тут не так, — проворчал Портос, — Я, наверно, сильно ушиб вас, кабальеро? Давайте все-таки обратимся к врачу?
— Господин Портос, — сдавленным голосом сказал дон Энрике, — Клянусь честью, от боли я не заплакал бы.
Портос почесал голову, вздохнул и пробормотал:
— Что ж, тогда пойду доделывать свои дела.
— У вас манжеты в чернилах, друг мой, — добродушно сказал Арамис, — Вы, видимо, что-то писали?
Портос опять вздохнул.
