* * *
Дни до похорон и сами похороны я помню смутно. Яркое воспоминание осталось только одно — я сижу на кухне, ем шоколадного мышонка Джо и плачу, плачу, главным образом, от того, что знаю — скоро от вкуса шоколада не останется и следа. Плакал я и еще один раз, через несколько дней после того, как Джоанну зарыли в землю. Об этом я вам коротко расскажу.
Меня порадовал приезд родственников Джо, а особенно прибытие ее старшего брата, Фрэнка. Именно Фрэнк Арлен — пятидесятилетний, краснощекий, с брюшком, шапкой черных волос, неподвластных седине, — все и организовывал, даже поцапался с владельцем похоронного бюро.
— Я не могу в это поверить, — честно признался я ему после похорон, когда мы сидели за столиком в баре и пили пиво.
— Он пытался содрать с тебя лишнее, Майки. Я ненавижу людей, готовых нажиться на чужом горе. — Он сунул руку в карман, достал носовой платок, вытер щеки. Трагедия не сломила его, она не сломила никого из Арленов, во всяком случае, в моем присутствии они держались молодцом, но из глаз Фрэнка постоянно текли слезы, словно его замучил конъюнктивит.
Из шести детей Арленов Джо была младшей и единственной девочкой. Старшие братья пушинки с нее сдували. Подозреваю, если б они усмотрели в ее смерти хоть толику моей вины, меня бы разорвали в клочья. Но в сложившейся ситуации любовь и заботу они перенесли на меня, оградили от мира надежным щитом. Наверное, я смог бы пережить случившееся и без них, хотя и не знаю, как бы мне это удалось. Не забывайте, мне тогда было тридцать шесть. Обычно в таком возрасте жену не хоронят, особенно если она двумя годами моложе. О смерти в тридцать шесть как-то не думается.
— Если какого-то парня хватают за руку, когда он пытается украсть магнитолу из твоего автомобиля, этот поступок называют кражей и его сажают в тюрьму. — Арлены приехали из Массачусетса, и в голосе Фрэнка я слышал молденский выговор, они немного акают, эти массачусетсцы. — Если тот же парень пытается урвать с потрясенного утратой мужа четыре с половиной тысячи долларов за гроб, красная цена которому три тысячи, это называется бизнесом, и его просят выступить на ленче в Ротари-клаб[6]. Жадюга, черт бы его побрал. Но я с ним разобрался, верно?
— Да. Более чем.
— Ты в порядке, Майки?
— Да.
— Честно?
— Слушай, откуда мне знать? — Тут я сорвался на крик, и несколько человек, сидящих за соседними столиками, повернулись к нам. — Она была беременна.
Его лицо окаменело:
