И хотя мне по-прежнему снилась «Сара-Хохотушка», пусть не каждую ночь, а через две на третью, днем я об этих снах не вспоминал. Я составлял кроссворды, купил стальную акустическую гитару и начал учиться на ней играть (хотя и не рассчитывал, что меня пригласят погастролировать с Патти Лавлесс[27] или Аланом Джексоном[28]), ежедневно просматривал некрологи в «Дерри ньюс», выискивая знакомые фамилии. Короче, вел растительный образ жизни.
Но вся эта лафа закончилась звонком Гарольда Обловски, имевшим место быть через три дня после того, как Дебра сообщила мне о решении «Литературной гильдии». За окном как раз разбушевался буран, как выяснилось впоследствии, один из последних и самых сильных в ту зиму. К вечеру во всем Дерри вырубилось электричество: мокрый снег оборвал провода, но Гарольд позвонил в пять часов, когда свет еще не погас, а телефоны работали.
— У меня только что состоялся довольно интересный разговор с твоим издателем. Очень ободряющий разговор, доложу я тебе. И я сразу набрал твой номер.
— Однако.
— Так вот, в «Патнаме» все, более утверждаются в мысли, Майк, что у твоей последней книги очень большой потенциал. Они считают, что продаваться она будет значительно лучше предыдущих.
— Да, — согласился я. — Я поднимаюсь на новый уровень.
— Что?
— Мысли вслух. Не обращай внимания, Гарольд. Продолжай.
— Элен Ниаринг — очень колоритный персонаж, а Скейт — твой лучший злодей.
Я молчал.
— Дебра предложила заключить контракт на три книги, первой из которых будет «Обещание Элен». Очень выгодный контракт на три книги. Без всякого нажима с моей стороны. На одну больше, чем принято заключать практически во всех издательствах. Я упомянул девять миллионов долларов, по три миллиона за книгу, полагая, что она рассмеется мне в глаза, но агент должен с чего-то начинать, а я считаю, что прежде всего надо занять господствующую высоту. Должно быть, среди моих предков были румынские кадровые офицеры.
Скорее, эфиопские торговцы старьем, подумал я, но ничего не сказал. Потому что не мог произнести ни слова. Я словно сидел в кресле дантиста, который перестарался с новокаином и заморозил не только больной зуб, но и язык, и губы. А Гарольд разливался соловьем. Контракт на три книги для нового, зрелого Майкла Нунэна. По самой высокой ставке.
На этот раз у меня не возникло желания смеяться. Наоборот, хотелось выть. Гарольд же говорил, говорил и говорил. Гарольд не знал, что книжное дерево засохло. Гарольд не знал, что новый Майк Нунэн не может написать ни строчки. А если предпринимает такую попытку, то заканчивается все удушьем и приступом рвоты.
