Человек, стоявший возле меня, отозвался равнодушно:
— И что в этом хорошего? Зачем?
Я знала, что не найду в Броке Маклине сочувствия одиночеству и тоске, которые испытывала сейчас, когда наконец оказалась здесь. И все же я попыталась объяснить:
— Мне хотелось бы узнать про нее все — все, что только можно. Мне хотелось бы, чтобы она перестала быть для меня чужой, человеком, о котором я только слышала от других. Мне хочется узнать свою мать.
— А если бы вам сказали, что она была кокеткой, которой нравилось разбивать мужские сердца, — что тогда?
Меня рассердило, что он смеет злословить о человеке, который не может ответить и защититься. Но по крайней мере я была здесь и могла вступиться за мать.
— Откуда вы знаете? — спросила я запальчиво. — Вы говорите так лишь потому, что она была красива, потому что многие любили…
Он перебил меня:
— Знаю, потому что она погубила моего отца. Я был уже достаточно взрослым и многое понимал. Она ожесточила его, он стал желчным, ничего не прощал своей жене, моей матери. И все потому, что в юности любил Карри Коркоран и пытался забыть ее, женившись на другой. Но Карри никого не отпускала. Вы видели, во что превратилась моя мать — она тень той женщины, которой когда-то была. Я могу только сочувствовать ей и жалеть ее. Отец заставлял ее страдать только за то, что она не стала для него тем, кем была Карри. Неужели вы не понимаете, как тяжело ей видеть ваше сходство с матерью?
— Но разве я в этом… — начала я.
Брок снова перебил:
— Да какая разница, виноваты вы или нет, если каждый взгляд на вас бередит старые раны? Как, по-вашему, она должна себя чувствовать, когда вас навязали нам и сделали частью нашей жизни, не спрашивая, хотим мы этого или не хотим?
Он говорил с ледяным спокойствием, которое жгло сильнее гнева, и мне стало холодно и страшно.
Но все же я попробовала ему возразить:
— Значит, вы пытаетесь через меня наказать Карри Коркоран?
В его смехе послышалась неприятная нотка, но, вспомнив, в каком месте мы находимся, Брок сразу же оборвал его.
— Вы — ребенок, глупый и сентиментальный. Моей матери безразлично, что чувствуете или не чувствуете лично вы. И мне это тоже безразлично. Трудно жить, когда открываются старые раны.
— Тогда просто отпустите меня, — взмолилась я. — Все, что от вас требуется, — это отпустить меня.
Брок резко отвернулся и зашагал к каретам. Он шел так быстро, что мне пришлось почти бежать, чтобы не отстать от него. Казалось, несмотря на увечье, ему легче ходить быстро.
