На этой стадии размышлений он теряет вить, так и не выяснив причины. Он спрашивает:
— А где твой брат Симон?
«Приехали», — думает Ханна и отвечает:
— Он в Варшаве. Ему восемнадцать лет, у него все хорошо и учёба — тоже. Он не поглупел, но и не поумнел. Он прислал письмо к Пасхе. Пасху праздновали две недели назад.
Раввин опять теребит бороду. Он растерян.
— Начнем сначала, — предлагает он.
— Хорошая мысль, — вторит Ханна.
— Замолчи.
— Молчу.
— Ты приходишь ко мне и заявляешь, что твой отчим Борух Корзер, которому семьдесят пять лет…
— И который, однако, сумел сделать двоих детей моей матери…
— …что твой отчим Борух Корзер, которому семьдесят пять лет, смотрит на тебя с вожделением.
— Слабо сказано, — говорит Ханна. — Если бы он только смотрел, куда ни шло.
— …смотрит на тебя с вожделением и даже пытается прикоснуться к тебе в отсутствие твоей матери.
Раввин останавливается в ожидании нового замечания, но на этот раз — о чудо! — она молчит.
— Ханна, я думаю, ты понимаешь, что вся эта история — чистейшей воды басня, — устало говорит он. — По всей логике я должен был бы пойти к твоим родителям и все имрассказать. Я не сомневаюсь, что мой рассказ их потрясет. Бедняга Борух Корзер, которого я никак не могу вообразить в роли сатира, никогда не оправится от подобного потрясения: он умрет от возмущения и стыда. Я буду молчать. Меня сердит больше всего, что ты всегда знаешь, как я поступлю, и ты предвидела мое молчание.
Какое-то мгновение она выдерживает его взгляд, но потом опускает глаза.
— Ты очень умна, Ханна. Даже слишком. Между тобой и Визокером…
— Нет, — поспешно возражает она. — Ровным счетом ничего.
— Ты хочешь уехать в Варшаву?
— Я хочу уехать куда угодно, лишь бы подальше отсюда.
Он рассматривает ее, убежденный, что теперь она говорит правду. Он предвидит, что она сделает, если он замнет эту историю с попытками насилия, притворится, что ничего не слышал. Она постарается сделать эту ложь достоянием всего местечка. В любом случае она добьется своей цели и уедет. Раввин не слишком сердится на нее за циничный шантаж. У него было время оценить силу ее характера. Он сознает лучше, чем она сама, глубже, чем Мендель Визокер или кто-нибудь другой, что по своей природе Ханна способна на самый холодный расчет, если хочет добиться цели. Но раввин надеется, что есть другая Ханна, способная на самые глубокие чувства, на огромную привязанность. И эту Ханну он любит с нежностью, удивляющей его самого.
