Гости у нас бывали всегда одни и те же. Приходил дядя Сима со своей женой Пелагеей Васильевной, такой же толстой и некрасивой. Они много ели и пили, непрерывно восхищались моими родителями, Приезжал товарищ отца по работе, сухонький старичок, вдовец Егор Дмитрич, остроглазый и желчный. С завода бывали еще мастер Киселев с женой, оба молодые, веселые, и начальник участка Строгов, всегда почему-то один.
Родственников в городе у нас не было, они жили где-то в Белоруссии, в деревне, я никого из них так и не видела. Переписывались с ними мои родители редко, одно-два письма в год. Да однажды еще отец ездил в деревню на похороны своей матери.
Когда у нас бывали гости, мы со Светкой сидели за столом рядом с мамой, у дверей, а отец — во главе, у другого края стола. Мама то и дело выбегала за чем-нибудь, настойчиво потчевала гостей. Отец молча наливал и наливал рюмки. И странно было видеть их обоих, одетых во все праздничное, необычных. Киселев и его жена, белокурые, румяные и голубоглазые, — они всегда привозили нам со Светкой какие-нибудь подарки, — начинали весело и беззлобно подсмеиваться над родителями. Киселев поднимал рюмку и торжественно говорил:
— За самое крепкое хозяйство на земле — ферму Беловых.
Жена подхватывала:
— За рабочие руки, трудовой пот и разумное накопительство!
— Завидует молодежь! — ухмылялся красным лицом дядя Сима.
Отец и мать отмалчивались, точно не слышали или не принимали всерьез этих слов. По лицу Строгова было видно, что он одобряет отца с матерью, Егор Дмитрич непонятно улыбался.
Много выпивали, и очень скоро за столом становилось шумно и весело. Потом Киселев первым начинал разговоры о заводе. И в словах его опять проскальзывала легкая усмешка. — Я, конечно, понимаю, — говорил он, — что расточники высокой марки необходимы, но рабочий-умелец тем и славится, что работает не только для себя.
— Если хорошо для себя, значит, и для других хорошо, — негромко вставлял Егор Дмитрич. — Диалектика.
Отец по-прежнему молчал, Строгов говорил примирительно Киселеву:
— В гости, Миша, пришел и хозяев же критикуешь? — И оборачивался к маме: — Вот она, молодежь, Анна Ефимовна…
Мама извиняюще улыбалась: «Ну, что вы, стоит ли обращать внимание…» А дядя Сима сипел:
— Вот именно!
Однажды сильно подвыпивший Киселев откровенно сказал отцу:
— Не так ты живешь, Петр Гаврилыч! Ты не сердись, от твоих рук, знаешь, какая польза людям была бы, а ты свою силу только на семейную ячейку тратишь!
