С середины лета 1919 г. неудачи усилились и на фронте и особенно в окружении Адмирала. Адмирал с трудом переживал одиночество среди пропаганды и измены, безусловно вспоминая то былое, когда было сказано: «Кругом меня трусость, предательства и измена!» Очевидно, в истории бывают моменты, когда не в силах одного человека преодолеть окружающее — не это ли заставило Адмирала просить многих русских людей приехать к нему в Омск и помогать ему?.. Просил Ген. Хорвата, просил князя Кудашева (Посла в Китае), просил Бахметьева (Посла США), просил посла в Японии Крупенского, просил Ген. Деникина предлагать офицерам генерального штаба ехать к нему, морскому эксперту мирового масштаба, но не военному, армейскому. Писал во Францию, в Германию, в Англию, в Америку — видным людям по политической, общественной и экономической деятельности... Но голос Адмирала оказался вопиющим в пустыне...
Только один, профессор Николай Николаевич Головин, бывший Гродненский гусар, приехал из Франции в Омск к Адмиралу. С Ген. Головиным я встретился во время 1-ой мировой войны в штабе Ген. Левицкого в Островце, где Ген. Головин был генерал-квартирмейстером и тогда, по приглашению его, я жил с ним в его комнате, где жил еще, тоже Гродненский гусар, П. П. Дурново. Ген. Головин за исполненное мной его поручение представил меня к награде Св. Анны 4-й степени, которую мне вручил в Келецком госпитале Командующий 4-ой Армией Ген. Эверт, у которого я был по выздоровлении старшим личным адъютантом и оставался все время пока Ген. Эверт был Главнокомандующим Западным фронтом. В Омске, по приказанию Адмирала Колчака, я встречал Ген. Головина, и теперь Николая Николаевича, бывшего в штатском, — я не узнал в глубоком старике, тяжело опирающемся на палку. Ген. Головин меня узнал и напомнил мне о награде и о жизни в Островце. Ознакомившись с положением фронта в штабе и объехав многие позиции, он сказал Адмиралу: «К величайшему сожалению мой приезд в Сибирь к Вам, Александр Васильевич, подобен вызову врача к больному, у которого остановился пульс». Ген. Головин в глубокой печали распрощался с Адмиралом и уехал во Францию. На меня его отъезд произвел впечатление отъезда с похорон.
Особенно тяжело Адмирал переживал поведение Атамана Семенова, попавшего а лапы японских войск, по распоряжению которых Семенов не пропускал оружие и вообще военное снаряжение, идущее на помощь Адмиралу, за что Семенов и был прозван Адмиралом: «Соловьем Разбойником»!
