– Слышали уже! – перебил ее Санька Кухто. – Дальше что?
Француженка растерялась, испуганно прижала к груди журнал. Сожрут эту дуру, за пару дней сожрут.
– Ну, тогда, может быть, я познакомлюсь с вами? – промямлила француженка, пятясь к учительскому столу.
– Валяй! – милостиво разрешил Лоб.
Класс заржал.
– Что? – В голосе училки послышались новые нотки. Сергей назвал бы их гневными, но вряд ли гнев и эта очкастая мямля – совместимые понятия. – Кто это сказал?
– Ну, я сказал. – Лоб вальяжно откинулся на спинку стула, сцепил на пузе толстые пальцы. – А что?
В гробовой тишине – все, затаив дыхание, ждали развязки – француженка подошла к ехидно улыбающемуся Лбу и, упершись ладонями в его парту, процедила:
– Во-первых, встаньте, когда разговариваете с преподавателем.
Неужто и в самом деле гневается?
Лоб недоуменно нахмурился, с недовольным кряхтением выбрался из-за парты.
– Во-вторых, не «валяй», а «валяйте», если уж нормальные русские глаголы вам не знакомы, – француженку, кажется, совсем не смущала нависшая над ней туша.
– А в-третьих что? – Лоб желал взять реванш.
– А в-третьих? – Кажется, она утратила весь свой боевой запал.
– Если есть «во-вторых», должно быть и «в-третьих», – буркнул Лоб и смерил училку презрительным взглядом.
– Я так полагаю, вы считаете себя крутым парнем? – Она улыбнулась, и Сергею вдруг показалось, что не так уж она и проста, их новая учительница французского.
– А то! – Лоб горделиво расправил плечи.
– В таком случае позвольте спросить, почему крутой парень ходит с расстегнутой ширинкой?
Это был удар не в лоб и не в глаз. Это был удар ниже пояса. Класс заржал. Многие повскакивали со своих мест, чтобы своими глазами убедиться в конфузе, постигшем бедного Лба. Танька Горевая даже захлопала в ладоши от переизбытка чувств. Враз добрая половина Сергеевых одноклассников прониклась к француженке неожиданной симпатией. Тупого и по-звериному агрессивного Лба ненавидели многие. Девчонки презирали его за грубость и откровенное хамство, пацаны побаивались за немереную силу и патологическую тягу к разборкам. Только с двумя людьми в классе Лоб никогда не задирался: с Санькой Кухто, которому был предан какой-то непонятной, собачьей преданностью, и с Сергеем, которого просто боялся. Саньке привязанность Лба льстила. Сергею было все равно. Даже теперь, глядя, как покрасневший, возможно впервые в жизни, Лоб со стыдливой поспешностью втискивает свою тушу обратно за парту, он не испытывал ни особой радости, ни особой жалости. Он почувствовал лишь легкое удивление от того, что моль оказалась с характером...
