Даже женщина, дававшая вам уроки, оказалась неспособна найти кнопку двойного интервала. На бабушке Валентине был маленький рычажок с цифрами: 1…2…3. Просто, а? На вашем «чуде современной техники» — ничего. А в контракте с вашим новым издателем черным по белому написано, что рукопись должна быть “напечатана с двойным интервалом, чтобы составлять 1500 знаков на страницу”… ” (Это просто чистый садизм для таких авторов, как вы — взращенных с неандертальским Унтервудом). У вас никогда не получится.
Одно вас утешает: Мужчина, всегда стремящийся быть на гребне модернизма, сейчас борется с машиной, которая управляется голосом. Вот именно. Такое существует. Мужчина диктует. Кэнон печатает. К сожалению, Мужчина подхватил насморк. Машина не узнает его голос и отказывается работать, или пишет что попало. Ничто не заменит старой доброй секретарши с парой рук, парой больших голубых глаз, парой ушек с золотыми колечками, накрученными волосами, вечным пером и тетрадкой в клетку.
Дзыыынннннььь!..
На этот раз — звонок в дверь.
Мельхиор спрыгивает со стола, где он сладострастно драл ваши беспорядочно разбросанные бумаги. И устраивается перед дверью, в надежде, что когда вы откроете, он проскользнет на лестницу на шестой этаж, а за ним помчится консьержка с растрепавшимся шиньоном, запыхавшийся почтальон, или вы лично в старом рваном халате, дырявых меховых тапочках и спущенных носках.
— Не нервничай, это консьержка принесла книжку, — предсказываете вы ему.
— Нет, Мадам Расту звонит дважды, как член семьи.
— Тогда, наверное, посыльный с букетом цветов, — мечтаете вы.
Увы, нет.
Перед вами стоит Тома, предпоследний хахаль Милой Крошки, все еще живущий у нее в квартире.
Ваше первое желание — снова захлопнуть дверь. Но он просовывает руку в щель, и вы боитесь ее сломать.
— Мадам! Мне надо с вами поговорить! — умоляет он измученным голосом.
— Не сейчас — я работаю! — сурово отвечаете вы.
Он разражается рыданиями.
— Я больше не могу! Я убью себя!
Ну вот! Несколько секунд вы сомневаетесь. Но что, если этот псих говорит правду и действительно вскроет себе вены на коврике у вашей двери? Какой скандал! Промедление смерти подобно…
И вы впускаете беднягу в свою гостиную, где он плюхается в кресло Мужчины. Вы вместе с восхищенным Котиком (“ У нас дома — лучше, чем в театре!”) — садитесь на диван.
Молчание.
Тома отчаянно хлюпает носом.
Вы встаете и идете в кухню за тряпкой (чистой). Кандидат в самоубийцы прячет в ней лицо и сморкается, производя адский шум.
