Вновь прибывшие, все в куртках с логотипом департамента полиции Нью–Йорка, начали расставлять оборудование. Похоже, для них все происходящее было каждодневной рутиной, что мне показалось очень обидным. Среди них была женщина с фотоаппаратом и двое парней с чем–то вроде здоровенных ящиков для инструментов. Я зачарованно наблюдала за тем, как они раскладывают пакеты для улик, пинцеты и кисточки, но затем они стали натягивать резиновые перчатки. Что–то в этом чмокающем звуке резины, охватывающей запястья, снова навело меня на мысль об обмороке. Мне уже не было интересно. Я постаралась сосредоточиться на офицере Янковски и его вопросах, а также не допустить возвращения китайского болванчика. Но тут Янковски спросил:
– Как вы считаете, мог ли кто–то желать смерти мистера Рейнольдса?
Не хотелось бы плохо говорить о покойнике, но у Тедди была уйма врагов. Не того уровня врагов, чтобы говорить об убийстве, разумеется, но вопрос заставил меня задуматься – скольких же человек, которые могут иметь зуб на Тедди, я знаю. А ведь их наверняка должно быть еще больше, так как я работаю в основном дома и поэтому не могу наблюдать все драмы, изо дня в день разыгрывающиеся в «Зейтгейсте». Но это всего лишь деловые недруги, недовольные рекламодатели, рекламные агентства или художники.
– Ничего такого, ради чего стоило бы убивать, – ответила я.
– Вы удивитесь, – отозвался Янковски, – но убийство редко когда бывает рациональным актом.
Я еще раз кивнула, обдумывая это утверждение, а тем временем к нам подошел Хендрикс и, хлопнув Янковски по плечу, сообщил:
– Они здесь.
– Прошу прощения, мэм, – тут же вежливо улыбнулся офицер Янковски и, поднявшись, последовал за Хендриксом. Кэссиди, ухватившись за соседний стол, глухо застонала.
– Что такое? – спросила я, стараясь не смотреть в ту сторону, где техник обследовал тело Тедди.
– Сегодня, определенно, не твой день. Вдобавок ко всему тебя еще и обозвали «мэм».
– Наверняка он научился этому в академии. Или по телевизору.
– Он научился этому у своей мамочки. Он – ребенок, Молли, который таким образом демонстрирует свое уважение к старшим.
– Не заставляй меня чувствовать себя старухой из–за того, что малыш в форме не оставил тебе телефончик.
Кэссиди помахала у меня перед носом визиткой. Я разглядела печать департамента полиции Нью–Йорка.
– И офисный и мобильный!
– А домашний?
– Мне нравится, когда мужчина не торопится.
– Только когда он уже у тебя дома. Кэссиди собиралась сказать нечто уничтожающее в ответ, но тут что–то в противоположном конце помещения привлекло ее внимание. Я тоже повернулась, чтобы взглянуть. Человек, который только что вошел, афроамериканец средних лет, высокий, мощный, имел вид и внушительный, и в то же время слегка пугающий. Я с удивлением оглянулась на Кэссиди. Это вообще–то не ее тип: сейчас у нее период «молодых и зеленых».
