Эдгар Кейси не был каким-то заумным или слишком образованным человеком. Он читал газеты, Библию и письма. Среди немногочисленных книг в нашей библиотеке были романы и поэтические сборники, которые отец дарил маме в первые дни своей работы в книжном магазине в должности служащего. Он ничего не знал ни о буддизме, ни об индуизме, ни о литературе розенкрейцеров, ни о других мировых религиях. Когда в 1923 году он отвечал на вопросы о прошлых жизнях, было очевидно, что это понятие никак не присутствовало в его сознательном мировоззрении. То же самое было и со мной. Когда в возрасте шестнадцати лет я познакомился со считываниями Кейси, где говорилось о прошлых жизнях, эта концепция также не вызвала отклика в моем мировоззрении.
В декабре 1923 года отец оставил свое занятие фотографией и посвятил все свое время считываниям, которые он проводил в Дейтоне (Огайо). Письма и записи свидетельствовали о финансовых трудностях, но тогда я не был готов к этой реальности.
В первый год обучения в средней школе в Сельме, я праздновал вместе со своей семьей Рождество. Выйдя из поезда, я увидел, что мой отец выглядит мрачным и изможденным. Шел снег. Отец был без пальто. Когда я обнял его, то услышал потрескивание газет, которые он подсунул под пиджак, чтобы обеспечить тепло. Я упал духом.
Мы сели на трамвай и поехали домой, в квартиру в небольшом частном доме, расположенном в самом захудалом районе города. Это была самая дешевая квартира из всех, которые тогда можно было снять.
У отца был кабинет в старом отеле «Филипс», где он проводил считывания. Он боялся, что его оттуда попросят, поскольку аренда была просрочена. Я узнал, что мой билет на поезд был куплен на деньги с проданного золотого украшения, которое мама хранила много лет.
Наш обед состоял из тощего, но вкусного цыпленка (поскольку мама приготовила его сама), которого едва хватило на пятерых (отец, мама, Глэдис, мой брат и я). Казалось, что все были рады видеть меня дома, однако я испытывал напряжение, и чувствовал, как они стараются избегать моих вопросов. Тем не менее, это был волнующий момент. Едва закончив трапезу, они начали обсуждать новый вид считываний, которые отец начал проводить, и вручили мне четыре страницы напечатанного на машинке текста: это было считывание моей жизни.
Я начал читать, прислушиваясь одним ухом к этим немыслимым разговорам о прошлых жизнях и о странных исторических персонажах, которыми, предположительно, мы когда-то были. И я начал думать: «Уж не правы ли критики, писавшие об отце, что он сошел с ума?»
