И тут меня прорвало.
– Ладно. Я останусь. Но только выскажу тебе все, что думаю! И ты пожалеешь, что затеял это… – Я неопределенно взмахнула рукой, но хоббит понял и мгновенно увял, съежившись и поникнув головой. – А ну, умник, говори теперь правду. С чего ты взял, что Камаль – не принц?
– Да сразу было видно, что это скользкий тип… – промямлил хоббит. – К тому же он так на тебя смотрел…
– Не увиливай! Скажи лучше, что просто приревновал! – разозлилась я.
– А если и так, то что? – ощетинился Атос.
– Ты чуть не провалил все дело!
– Ага! Теперь я еще и виноват! Нечего было приглашать его на дискотеке!
– Ах, вот как? Тогда нечего было приглашать Варанаси!
– Тогда нечего было крутить в Москве с Лехой! Стоило мне уехать на две недели…
– Вот и нечего было уезжать! – отрезала я, вскакивая. – Я никаких клятв не давала!
– Я тоже! – парировал Гарри, вырастая рядом.
– Прям не знаю, на какое извержение смотреть – туда или сюда, – жалобно пискнула Танюсик.
– Да, жгут, – согласился Сеня. – Ишь, как их колбасит…
Я и не заметила, как мы со Смышем успели сблизиться так, что наши дыхания соприкоснулись. Несколько секунд мы пожирали друг друга разъяренными взглядами, а потом вдруг он положил руки мне на талию и предложил:
– Потанцуем?
– Угу, – сказала я, обхватив его за плечи.
Земля ходила под ногами, в небе грохотала канонада, глаза слезились от едкого дыма, а наши головы качались рядом, как два бутона одного цветка.
– Он высокий? – тихо прошептал бутон– Миша.
– Кто? – выдохнул бутон-Сашуля.
– Леха.
– Ага.
Молчание. Гремит гром небесный, из вулкана вылетают огненные слоны…
– Красивый?
– Ага.
Снова молчание под вой падающих раскаленных бомб.
– Умный?
– Ага.
Зловещее шипение лавы – оно уже совсем близко, надо спасаться…
– Как ты думаешь, я когда-нибудь вырасту? – Сполохи пламени отражаются у Смыша в очках, и он кажется Гарри Поттером, пробравшимся в Мордор вместо Фродо. Или вместе с Фродо.
– Конечно. А я?
– Обязательно!
И назло стихии, страху, тоске, неизвестности и прочим несчастьям мы вдруг начинаем весело хохотать, потому что в мире сейчас нет ничего прекраснее нашего танца. И я вдруг понимаю, как дорог он мне, Миша Смыш, независимо от того, получится у нас с ним что-нибудь или нет. Просто потому, что он – часть моей жизни, осколок детства, и потому, что он единственный в мире, кто раз и навсегда придумал и подарил мне сумасшедший танец на вулкане.
– Во дают! – Возмущению Брыкалы нет предела. – Совсем с катушек съехали… Нет, что ли, другого места отношения выяснять?
