классические эмо-киды. Черные крашеные волосы, невообразимые прически, полосатые
гетры, цветастая одежда в темно-фиолетовых тонах и обилие всяческих
рюшечек-цепочек. Разобраться где девочка, а где парень почти невозможно.
Я подошел на цыпочках и заглянул через головы. Оказалось, старательно давят из
себя слезы. У некоторых получилось. Остальные посматривали с завистью, пытались
не отставать от товарищей. Кривились и морщились, часто моргали. Я не удержался
и громко фыркнул — поколение «пэпси» сходит с ума. Дети даже не пошевелились,
привыкли к реакции прохожих.
Один поднял голову, и я узнал Ваньку из соседней квартиры. У меня с ним
приятельские отношения. Он иногда помогал, бегал за сигаретами и хлебом. А я
частенько выгораживал его перед строгими родителями. Обычный паренек, каких
миллионы, худенький и нескладный.
Ванька широко ухмыльнулся. Но тут же спохватился, придал лицу скорбное выражение
— так надо. Опасливо оглянулся на друзей, поднялся и подошел ближе.
— Где вас так отделали, дядь Саш?
Вот так — дядя Саша и никак иначе. Родители паренька слишком зациклены на
воспитании, выдрессировали сына. Вот и выражает социальный протест, подался в
Эмо. А для меня такое обращение, по меньшей мере, дикость. Ведь не сорокалетний
мужик с пивным животом, разница в возрасте небольшая. Хотя с какой стороны
посмотреть… Помню себя в школе. Ребят всего на пару лет старше воспринимал
мудрыми и всесильными, а те, кто учились в университете — вообще дряхлые
старики, таинственные Взрослые. Теперь свободно общаюсь с людьми на
десять-двадцать лет старше и не чувствую разницы.
— И тебе привет, Вань, — ответил я. Только сейчас понял, что говорить довольно
трудно. Губы распухли — хорошо треснулся о дерево. — Так плохо выгляжу?
— Отвратительно, — признал он с детской серьезностью. — Бабушке Маше на глаза не
попадайтесь. А то опять позвонит в милицию, представится анонимом и будет
ябедничать.
— Постараюсь, — кивнул я.
Баба Маша — пожалуй, самая вредная из всех подъездных старушек. Худенькая и
мелкая, но злющая как Цербер. Везде сует свой длинный нос, каким-то невероятным
образом пронюхивает о происшествиях в районе. Подозреваю — на каждого жильца в
доме у нее заведено отдельное досье. Совершенно невозможно что-то сделать
втайне. Приведешь подругу, устроишь сабантуй с друзьями или затеешь ремонт — а
утром становится достоянием общественности, то есть остальных старушек. А уж те
разнесут весть на весь город. И не дай бог, кто-то будет шуметь в неположенное
