Список членов экипажа, отправляющихся на передовую, оказался длинным. Из строя один за другим выходили бойцы железнодорожного взвода, пулеметчики, артиллеристы, минометчики. Всего тридцать минут давалось на сборы и прощание. Но какими тяжелыми были они и для тех, кто уходил с бронепоезда, и для остающихся…
Моряки собирались группами. Одни оживленно разговаривали, наказывали писать, давали советы, как держаться в бою, другие прощались скупо, без слов.
В стороне от всех стоят трое. Это земляки-очаковцы Терещенко, Малахов, Сергиенко. Вначале их было четверо. Один из них, Володя Новиков, погиб на бронепоезде. Что ждет остальных?
Подхожу к ним. Сергиенко явно растерян. Мне даже показалось, что на глазах у него слезы. Товарищи, как могут, успокаивают, обещают не терять связь, а он молчит, смотрит куда-то вдаль затуманенным взором.
— Не горюй, Миша, — говорю ему как можно бодрее. — Воевать-то будем на одной земле — на севастопольской.
— Да, конечно, — машинально отвечает он, а в голосе слышится обида: почему, дескать, его, а не кого-нибудь другого списали с бронепоезда.
Малахову и Терещенко, как видно, тяжело расставаться с другом.
Чтобы не смущать их, отхожу в сторону. Ко мне подходит капитан Головин.
— Ну, друг, прощай, — проговорил он и тут же поправился: — Нет, до свидания. Думаю, еще встретимся. Будь всегда таким же вожаком, как сейчас, береги наших ребят. Хорошие хлопцы подобрались у нас, настоящие моряки.
Мы обнялись и расцеловались.
Прощание было недолгим. Подъехал на своей полуторке Петя Гончаров. Отъезжающие быстро разместились в кузове, и машина тронулась. Моряки долго махали друг другу руками, бескозырками, пока грузовик не скрылся за поворотом. [101]
Только что были вместе, смеялись, шутили, ходили в бой. И вот нет с нами многих наших товарищей. Увидимся ли?
Небо прояснилось, когда экипаж закончил приготовления к выходу. К этому времени вернулась и наша полуторка. Из ее кабины вышел незнакомый командир. Представился Саакяну:
— Старший лейтенант Чайковский. Назначен к вам помощником.
Саакян обрадованно пожал ему руку:
— Хорошо, что застали нас. Рад такому помощнику. Слышал о ваших боевых делах на «Орджоникидзевце».
Капитан покосился на шофера. Тот стоял, понурившись.
— Что у вас, Гончаров?
За шофера ответил Чайковский. Оказывается, машина на обратном пути попала под артиллерийский обстрел. Осколком пробило радиатор.
Петра Павловича Гончарова у нас на бронепоезде уважали. И было за что. Когда требовалось, он мог трудиться сутками без сна и отдыха. Его старенькая полуторка с бортами, изрешеченными осколками, поспевала всюду. Если нужно было, подвозила боезапас прямо на позицию. Вместе с начальником боепитания Аркадием Каморником Гончаров грузил и разгружал снаряды, ящики с патронами, минами. Где бы ни был бронепоезд, Гончаров ухитрялся найти его и вовремя доставить матросам горячую пищу.
