Минуту спустя вернулся Пол. Пистолет торчал за поясом голубого комбинезона. Судя по выражению его лица, сафари успехом не увенчалось.
— Попал? — спросил я.
— Да откуда я знаю? — огрызнулся он. — Мне, по-твоему, делать больше нечего, как дохлую крысу искать?
Когда я выехал на своем «новом» черном «тандерберде» за ворота мастерской, было шесть часов. Я быстро понял, что эта машина долго не протянет — как и предыдущая, которую Пол мне продал. Ее почистили и покрасили, но это не более чем камуфляж. На каждом светофоре двигатель начинал чихать, и я почти не сомневался, что с карбюратором не все в порядке. Когда я добрался домой, то уже был рад, что просто доехал. Я выключил зажигание, и машина еще с полминуты издавала такие звуки, словно кто-то перемешивал гвозди в стальном ведре.
Я принял душ, выпил пива, затем включил новости, уселся в шезлонг, положив ноги на подставку, и стал слушать о катастрофах и скандалах, но если бы через десять минут меня спросили, о чем шла речь, я не смог бы припомнить ни единого факта. Вскоре мне наскучило красивое, самоуверенное лицо ведущего, и я выключил телевизор. Я пребывал в непонятном состоянии, которое трудно описать. Такое ощущение, словно у меня в душе, как над дверью гостиницы, мерцала неоновая вывеска «Свободно», назойливая, как вопрос без ответа. Наверное, я слишком долго прожил в одиночестве. Не пора ли завести кошку?
Я подумал, не позвонить ли Барбаре, моей бывшей жене, но она живет в Нью-Йорке, а междугородние звонки для меня дороговаты. Я любил говорить, что мы в хороших отношениях. Мне только казалось иногда, будто нас связывало деловое партнерство, а не любовь, завядшая, как цветок, которому не хватило заботы. Она работала биржевым маклером, я — полицейским, и мы никогда не были по-настоящему близки. Даже теперь, спустя пять лет, я не мог понять, как так вышло: чем дольше мы жили вместе, тем сильнее отдалялись друг от друга.
Я не стал ей звонить, и дело не в деньгах. Мы давно чужие друг другу, а у меня совершенно не было настроения выслушивать рассказы об индексе Доу-Джонса или ее новом мужике, кем бы он ни оказался на этот раз. Иногда она намекала, что хочет ребенка, а я — один из возможных кандидатов на сдачу спермы. Похоже, в ее воспаленном прогрессивном мозгу затикали часы материнства. Полагаю, тот факт, что она по-прежнему считает мои гены подходящими, надо воспринимать как комплимент.
При этом она однозначно дала понять, что не стоит даже надеяться на возможное воссоединение. У меня сложилось впечатление, что, по ее задумке, я должен прилететь, внести свой вклад, а затем исчезнуть, как Одинокий Рейнджер, выпустивший серебряную пулю. Это не самое худшее предложение из тех, что я когда-либо получат, и все равно мне было немного не по себе, хотя, может быть, я просто старомоден.
