— Вот, — предложил я. — Попробуй еще раз.
Она потянулась, но я схватил банку раньше и бросил поверх ее головы. Как и первая, она стукнулась о стену пониже часов, упала и покатилась. Кола вылилась на коричневый кафель.
— Убирайся, — сказал я. — Напитки закончились.
Вивиан поднялась. На ней был желтый облегающий сарафан, и, когда она вставала, ткань попала между бедрами. Я успел заметить, что нижнего белья на ней нет. Каким бы холодным я ни хотел казаться, я понимал, что мне будет не хватать возможности смотреть на нее, поэтому, не скрываясь, проводил ее долгим взглядом. Больше я никогда ее не увижу, это был последний глоток перед уходом в пустыню, так что хотелось наполнить чашу до краев.
Я распахнул перед ней дверь. Вивиан выглядела потрясенной.
— Значит, хочешь, чтобы я ушла? Я знаю, ты не станешь топить яхту. У тебя есть… как это, моральные устои? Ладно, но мне-то как быть? Неужели у тебя ничего ко мне не осталось?
— Осталось очень много, только тебе это ничем не поможет.
— Вот как. Значит, это был только секс?
— Ты поверхностная, не очень умная, к тому же врешь как дышишь. Чего ты ожидала, кроме секса?
Это ее ошеломило, и я испытал странное удовольствие, видя, как боль исказила утонченные черты ее лица. Что же я делаю? Убиваю себя, говоря то, во что сам не верю. И только тогда я осознал, как долго воображал себе именно эту минуту. Это была моя центральная сцена, и я сыграл ее так, как мечтал. Я воткнул нож и эффектно провернул, вот только почему я чувствую себя так, словно нож вонзили в меня?
Вивиан двинулась мимо Стернфелда к машине. По всей улице раздавались птичьи трели. Она шла медленно, немного склонив голову набок, словно к чему-то прислушивалась. Я вспомнил, что так она держит голову, когда расстроена. У меня из груди рвалось что-то невысказанное, но я не мог выразить его словами ни на одном известном языке, поэтому оно так и осталось внутри, как тромб, пока «порше» не издал характерный рык и не уехал.
На сегодня у меня было запланировано два клиента, шейх и певица из Германии по имени Тамара, живущая на юге Майами. Заниматься с ними настроения не осталось никакого, но отменять было уже поздно. Около полудня я заехал за шейхом в его дом на Сосновой улице и отвез на пляж, где мы в самую жару бегали по деревянным мосткам. Жара, по крайней мере для него, являлась частью испытания. Когда мостки кончались, мы с грохотом скатывались по деревянным ступеням на утрамбованный песок и неслись на юг к Правительственному каналу, из которого выходили в океан круизные суда.
