Маленькая дама: Человек — единственное в мире животное, способное на бескорыстные поступки. Другими словами, доброта и милосердие присущи лишь Человеку, только ему одному.
Старейшина не без сарказма осведомился, на чем основывается ее утверждение о неспособности животных на бескорыстные поступки: разве не она сама только что пыталась доказать, что, возможно, они также познают бога? Джентльмен-фермер добавил, что его собственная собака погибла во время пожара, бросившись в огонь спасать ребенка.
Взяв слово, джентльмен в накрахмаленных манжетах заявил, что его лично очень мало волнует, будет или нет дано определение Человеку. Вот уже пятьсот тысяч лет, сказал он, люди прекрасно обходятся без таких определений, или, вернее, они не раз уже создавали концепции о сущности Человека, концепции, правда, недолговечные, но весьма полезные для данной эпохи и данной цивилизации. Пусть же действуют так и впредь. Лишь одно имеет значение, заключил он: следы исчезнувших цивилизаций, иными словами, Искусство. Вот что определяет Человека, от кроманьонца до наших дней.
Джентльмен-фермер спросил у своего коллеги, может ли тот дать точное определение Искусству. Коль скоро, по его мнению, Искусство определяет Человека, надо раньше определить, что такое Искусство.
Джентльмен в манжетах ответил, что Искусство не нуждается ни в каких определениях, ибо оно единственное в своем роде проявление, распознаваемое каждым с первого взгляда.
Джентльмен-фермер возразил, что в таком случае и Человек не нуждается в особом определении, ибо он тоже принадлежит к единственному в своем роде биологическому виду, распознаваемому каждым с первого взгляда.
Джентльмен в накрахмаленных манжетах ответил, что как раз об этом он и говорил.
Тут сэр Кеннет Саммер напомнил присутствующим, что комиссия собралась не для того, чтобы установить, что Человек не нуждается в особом определении, а для того, чтобы попытаться найти это определение.
Он отметил, что первое заседание, возможно, и не принесло ощутимых результатов, но тем не менее позволило сопоставить весьма интересные точки зрения.
На этом заседание закрылось».
Книга «Люди или животные?» цитируется здесь столь обильно потому, что, издеваясь, Веркор тем не менее исходит из действительно происходивших и происходящих дебатов «человека о человеке».
Как известно, дело кончилось необычайно гибким определением: «Человека отличает от животного наличие религиозного духа…»
Веркор, разумеется, знал о важных определениях, сделанных в XVIII и XIX столетиях, но они нарушили бы его замысел. А между тем: «Человек — животное, создающее орудия труда» (
