Инайя тихо ахнула, Равен, разумеется, кружку выронил и отступил назад, зажимая глубоко оцарапанную руку, а сам Каинар вдруг умолк, вжался в шкуры и весь стал каким-то виноватым, даже уши опустились. Инайя вздохнула, глядя на него, и пошла за тряпкой и метлой — собирать осколки. Он ждал удара, ждал наказания. Хорошо хоть, хотя бы смутно понимал, что натворил что-то не то…
Равен отправился перевязать руку, Инайя же молча орудовала тряпкой, стараясь не приближаться к запуганному зверенышу — не дай боги, кинется. Вернулся ее муж не просто так, а с плотно обмотанной чем-то флягой. Судя по улыбке, он что-то задумал. Остановившись в нескольких шагах от химереныша, он откупорил флягу и на вытянутых руках показал ее.
— Каинар, это кровь. Ты хочешь пить?
Звереныш разлепил один мутный глаз и дернул ухом. Звуки были липкие, тягучие. А краски болезненно резали глаза, кроме разве что самых тусклых. Страх на миг заставил когти выскользнуть из пальцев, но слабость не давала шевелиться. На инстинктивный рывок ушли почти все силы, и пить хотелось до одури. А это огромное сизо-синее нечто, судя по запаху, держало в руках целое сокровище. Сладкое, жидкое, благословенно-алое сокровище, даже само того не осознавая!
Химереныш слабо требовательно заворчал.
— На, возьми, — тихо и ласково продолжал уговаривать крылатый, придвинувшись на полшага. — Она вкусная, я же знаю, что ты хочешь пить.
При этом самого его запах крови заставлял чуть ли не морщить нос. У Инайи нервно подрагивали крылья. Это казалось ей самым жутким во всей затее — разве можно так? И допустил же Вещий…
Каинар явно колебался. Стоило ли ему принимать такую странную помощь? Слишком добрую. Слишком своевременную. Поэтому он заворчал и недовольно прижал уши, кося на слишком знакомую синюю кляксу настороженным золотистым глазом.
— Каинар, ты меня помнишь? — зашел с другой стороны Равен. — Я всегда желал тебе только хорошего.
А вот это было сказано зря. Заявление всколыхнуло былую память, и что-то надсадное, воющее, вырывающееся из груди и глотки когда страх сковывал кровь в ледяных объятиях… Каинар глухо зло рыкнул, прижимая уши и чуть сильнее выпуская когти. Он помнит! Он все помнит! И не каким-то кляксам его переубеждать!..
От уверения несло отчаяньем. Откровенным таким. И обидой.
Крылатый вздохнул, сдерживая внутри опять накатившее чувство вины. Брать силой было нельзя ни в коем случае. Нужно было убедить.
— Каинар, тебе плохо. Ты болеешь. Ведь сляжешь же совсем от голода. Попей, но хоть немножко. Хочешь, я совсем отойду?
