Под брезентовым небом | страница 31



—   Ничего не скажешь, ловко придумано! — рассмеялся Лазаренко. — И долго еще собираетесь этак расхаживать?

—   Пока не пошлют на другую работу.

Когда же, спустя некоторое время, ноги мои снова стали одноцветными, поинтересовался:

—  Отыгрались, выходит? Теперь чем заняты?

Я ответил, что снова направлен в театр, на этот раз в Академический Малый оперный.

—   Ишь ты! Выше держи! До академического добрались!— подмигнул Лазаренко. — В каком же там спектакле участвуете?

—   Пока не участвую, лишь в репетициях занят. К Октябрьской годовщине театр готовит музыкально-драматическую постановку по поэме Маяковского «Хорошо!».

Услыхав имя поэта, Виталий Ефимович необычайно оживился:

—  Маяковского? Владимира Владимировича? И что же, он здесь, приехал? Ждете когда?.. Ох и нужен он мне! Окажи великую милость: как только приедет, сразу дай знать!

И тут же рассказал, что знаком с Маяковским многие годы, и что в двадцать первом году играл в его «Мистерии-буфф», и не какую-нибудь проходную роль, а самого черта, и что Маяковский очень уважает цирковое искусство и даже для  него, для  Лазаренко,  написал  антре.

—  Знаешь какое? Политическую азбуку! На «ура» проходила! Так что не забудь: как только приедет, немедленно сообщи!

В дальнейшем я догадался, какая нужда заставляет Виталия Ефимовича с таким нетерпением ждать встречи с Маяковским. Дело в том, что Ленинградский цирк также решил ознаменовать десятую годовщину Октября постановкой специальной пантомимы. Лазаренко должен был читать в ее финале монолог — «Слово к трудящимся Запада и Востока». Казалось, лучшего исполнителя не найти: Лазаренко был прирожденным цирковым трибуном. Однако авторы пантомимы — люди пришлые, малознакомые с цирком — написали нечто удручающе многословное и блеклое.

—  Ей-ей, язык поломаю! — воскликнул Лазаренко в сердцах на одной из репетиций. — Вот Маяковский мне писал: каждое слово в яблочко!

Авторы оскорблено заявили, что Маяковский тут ни причем и не их вина, если артист не чувствует...

—   Я-то чувствую! — рассердился Лазаренко. — Чувствую, что монолог никак не дойдет до зрителя!

—   Полно, полно, друзья, — вмешался режиссер (он также был приглашен со стороны). — Не будем раньше срока впадать в нервозность!

Лазаренко фыркнул, передернул плечами и, заметив меня невдалеке, снова справился шепотом:

—  Так как же, еще не приехал? Смотри, не забудь!

Маяковский   появился   в театре   через несколько дней.

—  Вон он! Гляди, куда забрался! — толкнул меня кто-то в бок.