Огромное здание киностудии, металлическое, прямоугольное, на этот раз оказалось поприветливее. Тому же вахтеру мы хором, но нестройно, отрапортовали: "В 416-ю к Приозерскому", особенно старалась Люська. Вахтер ошеломленно пропустил нас к заветной двери и сказал: "По коридору направо, потом по лестнице, второй этаж, напротив." Желающих кроме нас не было, коридоры пустовали, обычные, холодные, канцелярские коридоры предвыходного дня - пятницы. На шикарной деревянной двери под номером 416 висела табличка "Режиссеры" - фамилия Приозерского тоже значилась тут. Нас поглотила элегантная внутренность первой комнаты - круглый стол, мягкие кресла и секретарша, раздавшая анкеты. Мои пальцы пульсировали, сжимая авторучку. Когда мы едва-едва закончили писать, секретарша сказала: "Разделитесь по трое". Я сразу же сказал, что пойду с Генкой Щелкунчиком и Люськой, будто ждал этого момента. Генка Щелкунчик кивнул, а Люська улыбнулась, мучимая хрупким апрельским насморком. Ее щеки немного блестели от крема. Мы пошли первыми. В кабинете я растерялся настолько, что готов был выбежать оттуда. Это была одна из самых трудных моих минут, меня всегда затрудняли моменты, когда необходимо было выбирать. Дело в том, что в кабинете находились двое мужчин, и один из них был невозможно похож на того, кто мне снился все эти ночи. Даже слова приходили те же. Этот Павел Приозерский моих сновидений был высоким, кудрявым, еще молодым, одетым в клетчатую рубашку и безрукавку, даже очки были на месте, даже цвет глаз, увеличенных стеклами, совпадал. Он стоял, а вот второй, сидевший за столом, был невысоким, каким-то плюгавым и, сразу видно, занудным. Он бы не задумываясь начал говорить с нами, как с детьми. Я внезапно вспотел. Я понял: если Приозерским окажется не тот, я никогда не буду сниматься здесь. Это было право автора - ведь я придумал Приозерского раньше, чем он увидел меня.
Мы поздоровались, занудный остался сидеть, а человек, тщательно обрисованный в моей сновиденческой тетради, сгреб анкеты и сказал нам:
- Давайте знакомиться. Я - режиссер, меня зовут Павел Викторович Приозерский.
Я облегченно вздохнул. Путь был свободен. Теперь я мог, хотел, мечтал, стремился сниматься в его фильме, в самой что ни на есть бессловесной эпизодической роли. Он заглянул в анкеты и спросил у Генки Щелкунчика:
- Ну, а ты Геннадий или Стас?
Генка Щелкунчик ответил, я тоже пробормотал что-то несуразное, но страх уже проходил, становилось легче, и я перемигнулся с друзьями.
