Все здесь было, как обычно. Несколько дельфинов резвились поблизости, холмистые просторы островка были восхитительны, на пустынной деревенской улочке машины встречались очень редко— сезон еще не начался. И вдобавок к тому умиротворению, которое я испытывала в последнее утро моего путешествия, какой-то паренек, рыбачивший, перекинув удочку прямо через парапет, помахал мне рукой и крикнул:
— Эй, хелло, подружка!
До чего ж приятно услышать такое— в двадцать девять-то лет!
В Сансете первые дни я всегда испытывала приятное волнение, даже слуги пребывали в возбужденном состоянии. Здесь ничто никогда не менялось— и это было прекрасно. Помню, я вышла на веранду, с расставленными на ней потрепанными шезлонгами и маленьким металлическим столиком, служившим временным пристанищем для моих книг и сигарет; я взирала на простиравшуюся перед моими глазами бухту с неким благоговением, чуть ли не с благодарностью. Благодарностью за покой, который она даровала, за тишину и прохладу и за те детские воспоминания, которые она пробуждала.
Все было на своих местах. Старый кол, к которому Артур, бывало, привязывал лодку и рыбачил—ловил мелкую камбалу, разрушенный старый пирс— остатки былой роскоши, и буй, возле которого Артур учил меня плавать, накинув на меня спасательный пояс. Берег, вдоль которого мы рыскали в поисках морских звезд и прочей экзотической живности, дабы затем засунуть их в детскую ванночку, к вящему раздражению своей гувернантки; крохотные заводи, остающиеся, когда схлынет прилив (Артур делал для меня бумажные кораблики, и я пускала их в этих лужицах).
Однажды, помню, мы поймали угря, и отец обнаружил его в нашей ванночке. Он смерил его, а затем и нас одинаково неприязненным взглядом.
— Тэкс. Значит, вы засунули его сюда, — изрек он. — А теперь выбрасывайте, чтоб духу его в моем доме не было.
Мы и попытались, однако это оказалось безнадежным делом. Кончилось все тем, что скользкий угорь полетел вниз по деревянной лестнице, а отец оступился и последовал за ним, перелетая со ступеньки на ступеньку со столь величественным видом, что мы с Артуром спрятались в конюшнях, а потом еще целую неделю дрожали от страха…
Итак, в то утро все здесь было по-прежнему. Даже чайки были те же — ВО время прилива слышались их хриплые, резкие крики, однако с наступлением отлива они успокаивались и принимались охотиться за моллюсками. Произошла лишь одна перемена, и Мэгги не преминула ее прокомментировать.
