Толстуха прослезилась и принялась вытирать глаза подолом.
— Я так сочувствую вам. — серьёзно проронил Магирус. — А вы не пытались от неё избавиться?
— Уж я пыталась, сударь! Уж пыталась! Мне предлагали и получше этой доходяги в прислуги девок! Румяных, круглых, весёлых, бойких! Чтоб посетитель крякал и ус вертел, глядя на такую справную прислугу! Такой под мышки по бочонку пива и в зал пускай гулять! Через минуту, глядишь, неси ещё бочонки! А эта доходяга еле ноги тащит! Уж какие б были у меня доходы!
— Так что не выгоните?
— Ой, не могу! — испугалась баба. — Старуха зыркнула на меня нехорошим глазом и пригрозила, что если выгоню сиротку, сама пойду по рынку с кружкой — подаяние просить.
Они оба вышли на мороз. Лён молчал — ему было жалко девочку.
— На обеих наговор. — проронил Волшебник. — Тёмный наговор. Девочку не увести, не выгнать. И сама уйти она не может.
С тем они и вернулись к своим коням.
— А ты можешь освободить её, Гонда? — спросил Лён, когда они уже трогались с места.
— Не знаю. — ответил Волшебник. — Не хочется связываться с ведьмачьим колдовством. Что-то скрывает ведьмак в этом трактире. Что-то прячет от кого-то.
Более до конца пути Магирус не сказал ни слова. Не пел песню. Молча правил лошадьми и гнал повозку. Потому и прибыли они на полсуток раньше.
* * *
Прошло всего три дня. Всё это время Магирус пропадал в своей лаборатории один. Что-то искал в своих книгах, смотрел в зеркала. Водил рукою над пустым котлом.
Лёна не оставляло видение светло-красного локона, выбившегося из-под грубой косынки небелёного полотна. Такие волосы были у Зоряны до того дня, когда превратило колдовство лесной ведуньи её в безмолвную ночную тень.
Вот на исходе третьего дня, когда зажглась вечерняя звезда и закат разлил малиновый свой свет, позвал учеников Волшебник. Они оторвались от любования розовой минутой и побежали в мастерскую.
— Принесите мне из моей спальни то, что лежит под подушкой. — велел Магирус.
Впервые он разрешил им заглянуть в свою спальню. И оба с охотой помчались выполнять поручение.
В небольшой, уютной спальне, помимо кровати под балдахином, стоял комод с выдвижными ящиками. А на комоде среди зеркал — портрет. Лён сразу понял, кого видит. Светлокожая Северная Дева, Зоряна, в красках жизни, молодости, счастья. Смеются синие глаза. И длинные, словно водопад зари, клубятся волосы по плечам. Нет на ней проклятого жемчужного убора. Нет свадебных одежд. Только синее платье с красным воротом и вышитыми рукавами.
