Трогательный момент, подтверждающий привязанность графа де Ломенье-Шамбор по отношению к друзьям из Вапассу, несмотря на их репутацию одиночек, чересчур близких к английским и французским безбожникам.
В течение зимы граф де Ломенье неоднократно приезжал к брату Люку, чтобы помочь ему и его сыну, скульптору и художнику Ле Бассеру в изготовлении солдатиков.
— Наш новорожденный сын еще не сделал своего первого шага, — сказал де Пейрак, но я смею вас уверить, что он уже достаточно взрослый, чтобы оценить столь красивый подарок, и что он получит удовольствие, как и его сестренка, их рассматривая, и расставляя в боевом порядке.
Господин де Ломенье рассказал, как проводил длинные зимние вечера в стенах спокойного монастыря Реколле а обществе брата Люка и его помощника, с кисточками в руках, наслаждаясь фантазиями о том, как малыш будет играть. Зимний сезон почти на девять месяцев прекращал всякое сообщение Канады с внешним миром, поэтому Ломенье оставался в неведении относительно трагических событий, связанных с его другом.
«Но вы же знаете, что мы по-прежнему ваши друзья, и что мы вас не оставим», — говорили глаза Анжелики, пока он спускался по веревочному трапу в лодку, которая доставит его на корабль, держащий курс на Квебек.
Он улыбнулся.
Она тоже продолжала улыбаться, маша им вслед.
Но Анжелика знала, что, расставшись с ними, он снова станет подвержен прежним сомнениям и терзаниям, снова станет испытывать горечь, как от неразделенной любви. Горечь эта вдвое сильнее от того, что внушается чувствами к женщине и смертью друга. Он не мог служить одному без того, чтобы не предать другого, он не мог предпочесть одного и забыть другого, он любил их равной и в то же время разной любовью и не мог вырвать кого-то одного из сердца и жизни, несмотря на раздумья, принуждения, дисциплину, исповеди. Он был не в силах изгнать из мыслей и души мученика-иезуита, лучшего друга, присутствие которого он ощущал постоянно; тот, казалось, умолял его вернуться на праведный путь и продолжать служить во благо церкви и Франции.
Он так же не мог забыть ее, воплощение того, что всегда было для него под запретом, и в то же время — подругу, образ которой представлялся перед его мысленным взором, звук ее имени, музыка ее смеха раздавались в его ушах, аромат его духов вызывал в нем слезы волнения. И шевалье де Ломенье никак не мог положить конец этим терзаниям, разрывающим его между двумя людьми, между долгом и любовью.
