Среча, сверкая яростным взглядом, что было сил встряхнула Повелительницу. Это, казалось, привело Живу в чувство.
— Все хорошо! — повелительница вытерла окровавленный наконечник копья о белоснежный платок и выкинула тот в сточную канаву. — Твари! На что они надеялись, нападая на рося.
И обратив копье в веретено, девушка связалась с Дашубой.
— Эдельвейрик оказался прав. Они напали на нее, — бросив на перепуганную Живу быстрый взгляд, продолжила: — Похоже, что в порядке. Сейчас пытается прибрать свои волосы… Да… Ждем. Кого? Нет, лучше Леда. Да. Мы будем у нее на квартире. Нет… Не с нами… Нет. Нет, он вернулся к Лиалину. Все?
Оборвав телепатический канал, Повелительница подошла к Целительнице. Пора было уходить. Жива вздрогнула и, вдруг разрыдавшись, осела на мостовую. Слезы катились по перепачканному кровью наемника лицу, по ноющей шее, по тонким пальцам, судорожно зажимавшим рот и пытавшимся предотвратить истерику. Живу била крупная дрожь. Среча неуверенно присела рядом и неловко обняла ее за вздрагивающие плечи. Надо уходить. Нечего сидеть последи залитой кровью мостовой.
Вся Десница Сварога собралась в главном зале Грозовых Владений Перуна. С открытой террасы слышался тихий шелест листвы и стрекотание ночных насекомых. Лиалин поплотнее закутался в плащ. Дашуба лично явился за ним в дом Эдельвейрика, чтобы забрать на собор. Нервное напряжение, вызванное видением и последующими событиями, постепенно отпускало. Только сейчас он осознал, что здесь собрались действительно все семеро. Такого не случалось уже очень много лет. Жива, державшаяся все это время возле него, была еще бледна. На юном лице жесткой складкой меж бровей обозначились мысли, тревожащие Повелительницу. Лиалин по-братски ласково обнял её, и взглянул на Дану и Семаргла, тихо разговаривавшихся в сторонке. Мерное покачивание двух из семи голов Повелителя в такт словам Даны указывали на то, что каким бы ни был предмет их разговора, Семаргл был во многом согласен со своей собеседницей. Дашуба, Хорс и Ютра предпочли покинуть зал, удалившись на террасу.
Опершись на холодный мрамор колонны, Лиалин наблюдал за Великими из спасительного сумрака. Общаться с Воинами Десницы не было ни душевных ни физических сил. Перед глазами опять встал образ прабабки, с протянутыми к нему руками. Он так и не решился рассказать, откуда стало известно о грозящей Живе беде. И хотя Хорс и не поверил в его внезапно проснувшееся яснознание, все же настаивать не стал.
