Внутри все было таким же старым как и снаружи. Простые ручной работы полочки с глиняной посудой, незамысловатая старая мебель, на полу плетеный из разноцветных тряпок небольшой ковер. Эшора глубоко вздохнула, пытаясь успокоить разволновавшееся сердце. Вот она и здесь.
Старческие пальцы осторожно коснулись ее ладони, на пульсирующий от боли палец, о котором она совсем забыла, легла полупрозрачная зеленоватая мазь.
— Уколы моих цветов весьма болезненны и опасны, — предупреждая вопрос Кэрл, пояснила Олэсь. — Так, значит, тебя интересует рось? — добавила она, уже обращаясь непосредственно к Эшоре.
Это был не вопрос, а скорее утверждение.
Кэрл с любопытством осматривалась вокруг себя, она никогда здесь раньше не бывала, и может, никогда и не побывала бы, если б не такое дело.
— Да, — ответила она, даже не замечая, что старушка разговаривает не с ней. — Нам необходимо попасть к нему. Не смотря на определенную отдаленность твоего жилища от наших городов, ты наверняка следишь за событиями, — Кэрл качнула головой в сторону стопки газет, возвышающейся на низеньком комоде. — И тебе должно быть известно, что в эти нелегкие на всех нас дни, решается судьба нашего народа.
Олэсь ничего не ответила, с интересом поглядывая временами на ки'конку, она убрала мазь в настенный шкаф и задернула на окне занавески.
— Тебе, как истинной ки'конке, должно быть понятно, что в свете последних событий, многое зависит от того, что скажет рось, — ничуть не замешкавшись продолжала Кэрл, — Несколько лет назад ты на каждом углу кричала, что знаешь как добраться до Хранителей…
Старушка недобро усмехнулась:
— Какая ты прыткая, дитя моё! Видимо, добивать его ты идти собираешься? Или предполагается, что это дело логичнее закончить Эшоре? Ведь на Поле вышла она.
От такой прямолинейности у Кэрл перехватило дыхание:
— Я такого не говорила!
— Но подразумевала, — голос старой ки'конки внезапно стал сухим и трескучим как старые ветки. — Ты права. Можешь считать свою миссию выполненной.
Старушка взглядом не терпящим возражений указала на дверь, которая сама открылась, выпустив идущую на негнущихся ногах Кэрл, и сама стремительно закрылась, едва та оказалась за порогом.
Эшора как во сне опустилась в плетеное кресло-качалку.
— Я так устала, Олэсь. Я так облажалась. Я не просто проиграла поединок…
Старушка сочувствующе покачала головой:
— Девочка моя, зачем столько терзаний? — она взяла её ладони в свои и крепко сжала в знак поддержки. — Как верно заметила твоя спутница, я слежу за событиями и должна сказать: что бы ни произошло там, на Поле, так тому и быть! И говорить о проигрыше время еще не настало.
