80-е года ознаменовали окончательный развал Союза. Эхо Афганистана, робкие попытки оздоровления плановой экономики, борьба с коррупцией в высших (и не совсем) эшелонах власти, запоздавшие реформы с неуемной жаждой преобразований, разговоры о Перестройке, родимое пятно Горбачева (скорее пятно, нежели родимое). Впервые возникший фантом демократии в кавычках вседозволенности непременно должен был привести к катастрофе…
И она случилась. Даже две. Неизвестно какая из них была страшнее – для кого как. Трагедия на Чернобыльской АЭС, покалечившая многие судьбы, стала началом финальных титров той жизни, какой мы привыкли ее видеть и понимать.
А я своеобразно впитывал этот мир. С детства имел тягу к долгим походам, любил дикую природу. Черт, я ничего тогда не знал о дикости…
В конце 90-х поступил в местный институт на историко-археологический. Лучше бы пошел в армию… Хм… Лейтенант Колесников! Доложите знания о социальной структуре и групповом поведении Контроллеров? Разве я что-то слышал о Чернобыле? А-а-а… Да-да. Был такой вирус с завидной периодичностью посещавший мой компьютер… Идиотизм? Точно. Впрочем, какие странные мысли приходят в луже собственной крови…
Демократия… Мои сверстники, пыхнув свободой, катали девчонок на дорогих авто, пили текилу в барах и курили траву. Я же был изгоем, в самом банальном понимании этого слова. Бродил по предполагаемым местам древних стоянок чукчей и эскимосов, просто устраивал походы в лес, бесцельно шатался, наслаждаясь одиночеством. Вскоре, потерял всякое влечение к этому бессмысленному занятию. Нет, ни к одиночеству – к традиционной археологии… Долго размышлял, почему так произошло? Мне нужны были серьезные ощущения, нужна была какая-то избранность, адреналин, приключения, непреодолимое чувство опасности. А я бы смог преодолеть все на свете. Тем более, что опасность – магнит, притягивающий как людей, так и большие деньги.
В общем, переживал что-то наподобие периода самоутверждения, абсолютного максимализма, веры в безграничные возможности своего “Я”.
Именно в тот час произошло судьбоносное для меня событие. Колымский край, напичканный бывшими лагерями ГУЛАГа как сдобная булка зернами мака, пленил мое внимание именно с этой конкретно-исторической точки зрения.
В архивных записях местной библиотеки, случайно наткнувшись на координаты одного из подобных мест, заметил, что никакой официальной информации, кроме констатации факта существования урановых рудников, погибшем количестве людей, больше ничего не значилось. Меня заинтриговала данная “игра в молчанку”, так как по остальным десяти-двадцати эпизодам сведений было вполне достаточно.
