Следовало ли это понимать так, что она была призраком, когда заметила его в ночи и коснулась, желая поцеловать?
Двое младенцев закрыли глаза и были теперь всего лишь двумя крохотными нежными существами, излучавшими покой и счастье жизни.
Она наклонила голову и, отвернувшись, коснулась губами руки Жоффрея. Тепло этой поддерживавшей ее смуглой руки, крепких пальцев, сжимавших ее с такой трогательной заботой, усиливало блаженство, которое она испытывала, вверяясь ему.
И не ее слабость была тому виной. Отныне она могла позволить себе слабость, раз он рядом. Сидя на краю кровати, он пронизывал ее своей силой, которая никогда еще не была такой незыблемой, и стойкостью, закаленной в испытаниях, поражениях и тяготах жизни, прожитой в борьбе. Теперь он стал ее силой, и ей не надо было бороться.
Это было восхитительное мгновение. Мгновение, возрождавшее то, что не подвластно разрушению: она и он рядом, как в ту пору, когда они любовались своим первенцем в маленьком зале Беарн у подножия Пиренеев в далекой Франции. Она и не подозревала тогда о том, что их ждет, о неведомых дорогах, предначертанных судьбой. Судьбой, о которой с трепетом и восхищением поведал ей великий евнух Осман Ферраджи. «Вам суждено встретиться вновь… Звезды рассказали мне самую удивительную историю любви между этим мужчиной и тобой… Впрочем, он уже близко… человек будущего».
И тот голос произнес: «Нет. Слишком рано! Он должен оставаться в этом мире…»
«Мы ничего не знаем, — думала она. — Мы считаем себя хозяевами своей жизни.
Нам кажется, что это мы управляем своей судьбой. Но у каждого удара колокола свое значение в Небесах».
— Теперь я знаю, что чуть не умерла, — сказала она ему при следующей встрече. — Ведь я увидела всю свою жизнь, а говорят, что такое случается в минуту смерти. Мне казалось, что я в Алжире, но самое ужасное было то, что, будучи пленницей Исмаила, я знала, что еще не нашла вас. И испытала горькое разочарование.
Он ласково провел пальцем по ее лицу. В морщинках у глаз искрилось лукавство.
— Теперь я понимаю, почему в бреду вы заговорили по-арабски. И постоянно призывали Колена Патюреля — «короля рабов».
— Но ведь ему предстояло освободить меня из гарема, чтобы я встретилась с вами!
— Вы так настойчиво призывали Колена, что я попросил его незамедлительно прибыть в Салем.
— Из Голдсборо? Как же ему удалось приехать так быстро? — вздрогнула она, вновь обеспокоенная тем, что утрачивает ощущение времени.
