Свет сладкий, как мед, в ночнике из тонированного стекла, озарял альков.
Музыкальные ноты… Это дождь, звонко капающий за окном.
С невыразимым усилием она повернула голову, чтобы не видеть больше птиц, которые начали уже расправлять шелковые крылья, и увидела ангелов, на сей раз в одиночестве сидящих у ее изголовья и наблюдающих за ней. Это не удивило ее. Из ада — в рай. Однако рай — это не Небеса, подсказал ей затуманенный рассудок, всегда отвергавший пассивность и вновь вступавший в свои права.
Рай всегда на земле. Как, впрочем, и ад. Рай — это земное счастье, таинственным образом отделившееся от вечного блаженства. Глядя на этих столь прекрасных существ, расположившихся у ее изголовья, склонившихся друг к другу, так что их белокурые волосы переплетались в самозабвенном порыве, сближавшем их усталые головы, она поняла, что ей было ниспослано откровение: ничтожная часть чего-то запредельного, казалось, приоткрылась ей, возносившейся к вечному свету.
В этот миг небесные посланцы взглянули друг на друга. Свет, лучившийся из их ясных глаз, преобразился в страстное выражение ослепительной признательности, и по их тонким и таким близким очертаниям, вырисовывавшимся в золоте горящей лампы, она поняла, что их губы, не ведающие проклятия телесности, часто сближаются. Буква А на их груди, лучистая пунцовая буква, разрасталась до огромных размеров, образуя слово, красное, фосфоресцирующее слово — ЛЮБОВЬ.
«Так вот оно, — сказала она себе, — это новое знамение. Я его не понимала раньше — любовь».
Пронзительная правда, прежде искаженная, неполная, непризнанная, властно заявляла о себе, запечатлевалась в огненных буквах:
В духе, Но посредством тела Утверждается Любовь.
— Она проснулась!
— Она пришла в себя!
Ангелы перешептывались по-прежнему по-английски.
— Моя возлюбленная сестра, ты узнаешь нас?
Ее удивило это обращение на «ты», к которому, как ей говорили, прибегали на английском, лишь обращаясь к Богу.
Они склонялись над ней, ее пальцы ощущали шелк их пышных волос.
Значит, это не сон. Следовательно, с их помощью она стала хранительницей великой тайны.
Они обменялись взглядом, в котором сквозила ликующая радость.
— Она возрождается!
— Позовите Черного Человека.
Опять Черный Человек! Неужели ей снова предстоит погрузиться в это сумрачное безумие? Анжелика устала от бреда, от бесконечных трансов.
Она ускользнула, вверившись сну, как вверяются материнской груди.
На сей раз она знала, что погружается в благодетельный сон, здоровый человеческий сон, глубокий и живительный.
