– Нотариус? Он тоже член братства?
– О! Он с младых ногтей заядлый гольфист!
– А Сале? У него ведь вроде нет перстня?
– Поздравляю, патронесса, вот к вам и вернулось логическое мышление. Вы на правильном пути.
– Сале выслуживается? Да? Мечтает попасть в круг избранных? – Мне было ужасно неприятно от мысли, что я позволила Сале тот поцелуй на спине коня.
Лицо черного Аполлона вдруг действительно превратилось в лик статуи.
– Снобизм – не самый большой порок, – заявил он, не дрогнув ни единой черточкой. – Хотя, безусловно, лакейство – омерзительно.
Мне совершенно не хотелось с ним ссориться, и я миролюбиво подытожила:
– Все ясно. Сале – лакей. Жан-Пьер – шут в ожидании вожделенного колечка и должности своего шефа.
– Нет, что вы! – Жишонга отрицательно замотал головой. – Жан-Пьер Миракло… – И осекся, потому что одновременно раздался стук в дверь, створка приоткрылась, и в нее заглянуло упомянутое лицо в поварском колпаке и с лучезарной улыбкой.
– Обслуживание номеро-ов! – бабьим голосом протянул южанин, распахивая дверь пошире и ввозя груженную позвякивающей посудой тележку. – Кушать подано, мадам метресс! Моя ясноокая несравненная госпожа! А колечко-то, вот оно! – И продемонстрировал мне «братский» перстенек на левом мизинце, прежде чем начал сервировать передо мной на кофейном столике вокруг пустого бокала и моего с коньяком. – Я его в кармашке держу, чтоб не замесить в фарш или там, скажем, в тесто. А вы бы, мадам метресс, поосторожнее с этим мсье гением. Совершенно верно, я – шут! Для пущего смеху – в поварском колпаке. Так и значусь в ведомости. А присутствующий здесь мсье гений – соглядатай по штату, стукач, проще говоря. Я-то хоть еще омлет или там супчик какой-никакой сварганить могу, а этот только притворяется садовником. Сам даже розу от елки отличить не в состоянии! Только ходит всюду, вынюхивает, высматривает, а потом – шнырь к старику Варю. И – ши-ши-ши, ши-ши-ши – старикану на ушко. Вот такие дела, мадам метресс! – И склонился в поклоне с перекинутой через левую руку салфеткой. – Изволите приказать шампанское открывать? Или продолжите коньячком пробавляться с мсье гением?
Я терпеливо ждала развязки шоу, поглядывая то на повара, то на Жишонгу. Красавчик-южанин гримасничал, как обезьяна. Черное лицо античной статуи было непроницаемым. Единственный раз белые, словно инкрустированные белки блеснули, когда Жан-Пьер назвал меня «мадам метресс». Но я сделала ему знак, что как раз это волнует меня меньше всего.
