Вначале от него послышалось только заспанное бормотание. Изабель зашептала. Во всяком случае, на этот раз она говорила так тихо, что я ничего не могла понять. Йонас отвечал так же тихо. Но ему не удалось ее успокоить. Еще раз я поняла ее отчетливо. «Я этого не выдержу. Я не могу больше. Я хочу отсюда уехать. Она всех нас убьет. Почему ты думаешь…»
Ее голос внезапно оборвался, как будто он зажал ей рот рукой, чтобы она замолчала. Я подождала еще пару минут, но кроме рассерженного шипения, ничего больше не услышала. А войти к ним я не могла. Так что, я снова спустилась вниз и легла на софу.
На следующее утро я встретила Изабель в кухне. В моей голове стучало, но это не было одним из тяжелых приступов. Возможно, это было только переутомление, потому что я только под утро заснула и в прошедшие ночи тоже не особенно много спала. Может быть, это был голод — со вторника я ни разу не поела нормально.
Я была спокойна, абсолютно спокойна. Сейчас, когда я не должна была больше оглядываться на Роберта и его чувства, я была сильнейшая, что отчетливо показала эта ночь. Я могла дать им еще немножко подергаться прежде, чем мы закончим с этим. И я четко решила сделать это. Они должны были почувствовать на собственной шкуре, как это было — жить в страхе, точно знать, что произойдет что-то ужасное, но не знать, как это можно предотвратить.
Я как раз хотела сварить себе кофе, когда вошла Изабель. Было еще очень рано и она, очевидно, на меня не рассчитывала. Она вздрогнула, когда увидела меня и хотела сразу же повернуть обратно.
«Заходи же, — сказала я. — Я сейчас не вооружена; и только с одной рукой я, пожалуй, не допущу, чтобы дело дошло до драки на кулачках».
Не отвечая, она обошла меня от шкафа к шкафу, по широкой дуге.
«Мы сейчас среди нас, девушек, — сказала я. — Театр ты можешь перенести на попозже. Лучия, предположительно, приедет еще сегодня, тогда у тебя будет публика».
Никакой реакции. Она как раз собирала на подносе завтрак для себя и для Йонаса. То и дело она бросала на меня короткие боязливые взгляды.
Это было не легко, бороться с подступающей яростью. Ее шатание сдавливало тисками мою голову. Передо мной она воистину могла уж не вести себя так, будто я являюсь опасным зверем. Со мною наедине она могла бы смело выплеснуть свой триумф и со смаком выложить на стол полное признание. Мне, конечно, ни один человек бы не поверил, если бы я пошла с этим в полицию. Мне же никто не верил.
