Когда он в двадцать привел в первый раз домой девушку, я думала, что задохнусь. Это не было ревностью, даже если позже мне старались это внушить. Она была незначительным молодым существом — слишком пестрым, слишком кричащим, слишком поверхностным, чтобы очаровывать его больше двух дней. Но тогда я еще не знала, насколько быстро он может распознать то, что под поверхностью скрыто, и мне было страшно, мне было панически страшно.
Я хотела, чтобы он был счастлив. Я хотела, чтобы он от женщины получал то, что он сам мог ей дать. И я знала, что не было ни одной, достойной его, что он всю жизнь должен будет довольствоваться посредственностью. Одно только это осознание перекрывало мне воздух.
Я заболела, у меня появились приступы астмы, диффузные боли внизу живота. Я бродила от врача к врачу, прежде чем не нашла подходящего для своего вида заболевания. Доктор Харальд Пиль, специалист по неврологии и психотерапии.
Пиль спросил меня, хочу ли я спать с Робертом.
Я сказала: «Нет».
Пиль спрашивал снова и снова, он спрашивал так долго, что я, наконец, сказала «да», чтобы он прекратил.
В течении двух лет я была у него на лечении и к тому времени, когда Роберт в двадцать четыре года в первый раз женился, уже давно поправилась. В этом даже Пиль был убежден. Я научилась примиряться с тем, что даже для такого мужчины, как мой брат, была доступна только нормальная жизнь. Я не могла заставить Богиню спуститься с Олимпа, чтобы его любить. Я не могла из глины слепить для него Еву и вдохнуть в нее жизнь. Я также не могла высечь для него из камня идеальную женщину.
Его первая жена Марлиз была хорошенькой девушкой. Не красавица — но славная, милая, уживчивая и ласковая, никоим образом не исключительная и никоим образом не расчетливая. Она сама происходила из зажиточной семьи, деньги ее не интересовали, только он. Она его боготворила. Я думаю, Марлиз всегда понимала, что с Робертом ее облагодетельствовала судьба.
Она мне очень нравилась, и мы с ней хорошо уживались. Пиль сказал позже, что Марлиз мне безоговорочно подчинилась. Я никогда не видела в ней соперницу робертовой благосклонности, следовательно, я могла ее принимать в качестве придатка к моему брату. Но Пиль ошибался более чем в одном пункте, и Пиль не был человеком, который признает свои ошибки.
Я никогда не хотела иметь Роберта только для себя, и я никогда не желала его, как мужчину, По крайней мере, сознательно. Могло быть, конечно, что у меня была пара фантазий, особенно ночью, когда в доме было так тихо, что я могла слышать каждый шорох в соседней комнате.
