Рамину: "Сердце ты обрадуй наше,
Твой голос будем слушать до зари,
Побольше пой, поменьше говори!"
Кормилица им разлила вино.
Рамин, чье сердце было влюблено,
Запел, а в песне были грусть и сладость...
Вот так ты пей и пой, лишь в этом радость!
"Приди, - я пожелтел, я стал шафраном,
Смой желтизну мою вином багряным.
Пусть щеки расцветут, как лепестки,
Не станет в сердце ржавчины тоски.
Пусть мой цветущий лик врагов обманет,
Пусть не поймут, что сердце втайне вянет.
Нет, не доставлю радости врагу,
Я буду боль терпеть, пока смогу!
Зачем погряз я в пьянстве и в распутстве?
Затем, что есть забвенье в безрассудстве!
Вино прекрасно, если есть возможность
В нем потопить печаль и безнадежность.
Хочу я, чтобы в пьянстве и в разгуле
Моя тоска и горе потонули.
А ты поймешь, из-за кого я пью.
Красавица, ты боль поймешь мою.
Льва сокрушить моя сумела б сила,
Когда б меня любовь не сокрушила!
Господь, к твоей взываю благостыне:
Лишь ты подашь совет, что делать ныне,
Чтоб ночь моя сменилась ярким днем,
Чтоб я тоску не заливал вином!"
Услышав грустный звон и эти стоны,
Расплавился б и камень, потрясенный.
Рамин смотрел на среброгрудый идол
И страсть свою невольно песней выдал.
Ужели тот, кто сердце в пламя бросит,
От пламени успокоенья просит?
Где вступят хмель и страсть в союз ночной,
Там вспыхнет юности огонь двойной.
Хотя Рамин снаружи был спокоен,
Он обезумел, жалости достоин,
В руках держал он лютню и пылал,
И был высок его любви накал.
Но странно ль, что душа рвалась на части,
Что не сумел он спрятать пламя страсти?
Нежданно не затопит ли запруду,
Когда вода нахлынет отовсюду?
Как полая вода, любовь нахлынет, -
Запруду назиданий опрокинет!
В опочивальню шах, счастливый, пьяный,
Пошел с женой неверной, но желанной.
Ушел и брат его, и для Рамина
Булыжником была в ту ночь перина!
В ту ночь и шах не склонен был ко сну,
Он, опьяненный, укорял жену:
"К чему все эти прелести твои,
Когда в тебе и капли нет любви?
С весной твою сравню я красоту,
Похожа ты на дерево в цвету,
Чьи листья и плоды глаза чаруют,
Но тех, кто ест их, - горечью даруют.
Лицом ты стала сахару подобной,
А нравом - дикой тыкве несъедобной.
Я многих знал прелестниц без стыда.
Таких, как ты - не видел никогда.
Любовниц страстных видел я немало,
По-разному ласкали их, бывало,
Но я такой не видел срамоты, -
Таких, как твой любовник и как ты.
Нередко так сидите вы при мне,
Как будто вы сошлись наедине,
От страсти обезумели горячей!
