– Мы выйдем ночью, я и мои люди.
– Твои?.. – бог мягко рассмеялся. – Люсьен и Аль подданные Хажа, чивиец. А девушка Долла и вовсе не имеет к тебе отношения… Впрочем, хорошо, что ты забрал ее от стрекоз. Тем самым ты спас ее душу, ведь помогающие насекомым окажутся с ними во тьме копошащейся.
– Куда нам идти? – сотни испытывал все более сильное желание проснуться, Фольш начал слегка расплываться. – Прямо на запад?
– На западе ты опять упрешься в Хлою… Не трать времени, иди две ночи на северо-запад, потом одну на запад.
– Это так близко?
– Увидишь, узнаешь… Хочешь взглянуть на мою армию, Олаф-сотник? Ты наверное увидишь там много знакомых лиц, много замученных тобой воинов. Смотри.
Бог исчез. Откуда-то взялось огромное пространство, слишком большое, чтобы Олаф мог видеть его все сразу. Но он видел. Бесчисленное количество полков, замерших в строю. Высокие, красивые люди, действительно самых разных цветов, сплошь закованные в железные панцири. Между полками стояли летающие корабли, ярко раскрашенные изображениями каких-то неизвестных чудовищ. Против своей воли сотник всмотрелся в лица воинов, и вскоре действительно начал узнавать их. Вот колдун, который заметив на горизонте восьмилапых, несущих карателей, кинулся прямо в паутину шатровиков. Вот крючконосый повстанец, этого Олаф доставил в Чивья, его три дня казнили на площади пауки, понемногу разжижая и всасывая его тело. А вот…
– Неправильно! – в восторге закричал Олаф, и проснулся.
– Что случилось? – над ним нависал Люсьен.
Сотник инстинктивно оттолкнул его, но стражник и не замышлял ничего плохого. Попробовав раз ослушаться Ока Повелителя, он устыдился и теперь готов был подчиняться Олафу, к чему бы это не привело.
– Ничего. Сны, – чивиец сел, огляделся.
Солнце стояло уже низко. Арье успел загнать обратно жуков, Аль и Долла жевали лепешки – ужин.
– Я его поймал, – сказал негромко Олаф и потянулся за кувшином. – Фольш показал мне свою армию. И там были те, кто… Знаешь, если как следует, не спеша заниматься с человеком дней семь-десять, не давать спать, сделать боль частью его души, заставить понять, что глоток воды – это и есть самое большое счастье на свете… В общем, у меня повстанцы говорили. Все, с кем я занимался всерьез. Но их приходилось ломать подолгу, потому что смерти они не боялись. Фольш даст новое тело умершим за него, а вот предатели попадут во тьму копашащуюся. Так вот те, кого я заставил говорить, тоже стояли в той армии, которую он мне показал. Я поймал его на лжи.
