– Чего-о?! – поразился Баламут.
– Самонаполняющийся сосуд, – пояснил я. – Вот тут кнопки сбоку, видишь? Белую нажимаешь – в бутылке молоко появляется, синюю нажмешь – вода будет…
– А желтую? – оживился Баламут.
– Чай получишь, – буркнул Бородавочник, – с лимоном.
– Красную?
– Это подогрев…
– Где тут коньяк или пиво?
Водя пальцем по разноцветным выпуклостям, Баламут от азарта аж засопел.
– Только квас есть – коричневая, – в голосе Бородавочника прорезались тоскливые нотки. – Выпивки тут вовсе нет!
– Откуда вы ее взяли, Крэг?!
– Из летающей тарелки в море выпала, когда мы там с аквалангами ныряли.
– Ладно, теперь уж точно проходите! – повеселел Баламут. – И топайте сразу в Совет, на регистрацию. Он рядом с таверной «У Мироныча». Хильда этим занимается…
Полосатая лапа шлагбаума медленно приподнялась, открывая путь, и мы с Бородавочником дружно попылили вдоль пустынной улицы, плавно огибавшей холм, закрывавший от нас главное место Поселка – площадь торжища со складом и домами, принадлежащими трем старожилам: Миронычу, Баламуту и Аристотелю. Но если в первых двух жили именно Мироныч и Баламут, то в третьем доме давно уже никто не жил. А куда девался загадочный Аристотель, построивший его, никто не помнил. Более того, даже насчет личности этого парня было известно крайне мало – то ли философ, то ли строитель, то ли вообще инопланетянин, которого за бунт и инакомыслие высадили на первую попавшуюся планету, снабдив солью, мылом и портативным полевым синтезатором. По легенде именно Аристотель и построил первый дом-пристанище, с которого начался Поселок.
И вот теперь, едва выйдя на площадь, мы с изумлением увидели над крыльцом дома Аристотеля яркую вывеску «Совет независимого поселения вольных собирателей». Ниже и сбоку прилепилась табличка поскромнее: «Регистрационная палата. Прием заявлений ежедневно с 12 до 13 часов».
– По-моему, нам сюда, – сказал я, поднимаясь по скрипящим ступенькам на крыльцо.
– А может, не надо, Крэг? – Бородавочник опасливо покосился на вывеску. – Ну их к трилобитам!
– Хорошо, подожди здесь, – улыбнулся я, бросил ему рюкзак и толкнул тяжелую дверь.
Я оказался в большой, ярко освещенной прихожей, в которой было еще две двери. На той, что напротив входа, висела табличка «Председатель», на другой – «Регистрационная палата», а под ней канцелярской кнопкой пришпилен листок бумаги с надписю печатными буквами «Ya na obede. Hilda». Пожав плечами, я вышел на улицу и сел на ступеньку рядом с Бородавочником. Тот уже успел закурить папиросу и дымил ей с весьма озабоченным видом.
