Более зрелых Коля не признавал, рассуждая так, что у старого быка всегда будет вдоволь старой говядины. "Запомни, — внушал он Быкову, — с собственными ровесницами у тебя не возникнет никаких проблем и в 30, и в 40, и в 50, и в 60, бог даст, а вот молоденьких будет снимать всё сложнее и сложнее. Поэтому пользуйся, пока возможно!"
Александр любил посидеть у Николая, порассуждать под пиво или водку с пельменями о сути бытия и о мировых проблемах. Постепенно он и не заметил, как существование вошло в устойчиво наезженную колею: работа для заработка — иногда девчонки для удовольствий — чтение книжек — сидение у компьютера — разговоры с Колей.
И мимолётная надежда на некое «чудо» в Новогоднюю ночь, ускользающая теперь уже где-то после 12 часов. По Москве.
Так потянулись год за годом, причём настолько плавно, естественно и ужасающе-неотвратимо, что Быков и глазом не моргнул, как стукнуло тридцать — первая из фатальных дат, «обещанных» Колей…
Обо всём этом, начиная от празднования Нового года и кончая началом указанной Николаем временной мужской шкалы, Александр подумал скопом, словно итожа прожитое, поздним вечером 3 января, стоя, нахохлившись, на троллейбусной остановке.
У Коли он просидел часов шесть — они приговорили литровую бутылку водки, сожрали тазик самолепных пельменей, потаращились в телевизор, поругали ублюдков-олигархов и министров, которым плевать на страну и народ, обсудили очередную пассию Коли, которая слишком откровенно возжелала поселиться в квартире холостяка, за что и была с позором изгнана, и Саша стал собираться домой. Коля оставлял ночевать, но, если новых девчонок не предвиделось, то Быков всегда предпочитал спать в своей постели.
Стоя под козырьком остановки и безуспешно стараясь укрыться от мокрого косого снега, Быков подумал, что бытие, действительно, въехало в какую-то унылую колею. Поднимая влажный меховой воротник куртки, он саркастически усмехнулся: "колея — Коля — я"…
В общем, в очередной раз — здравствуй, здравствуй, Новый год!
Снег окончательно перешёл в дождь, теперь под навес ветер задувал просто капли воды. Погода — хуже некуда: дождь 3-го января! Завтра, вполне вероятно, снова приморозит, тротуары и дороги превратятся в каток — только и будет слышен мат падающих прохожих и треск бамперов автомобилей.
Щурясь от ледяных капель, Быков вышел к обочине, посмотрел в сторону, откуда мог появиться общественный транспорт. Грязно-мокрый снег отражал редкие фонари вдоль улицы Начдива Большакова: в двенадцатом часу вечера 3 января на троллейбус вряд ли стоило рассчитывать.
