Кости складывались в стены, в здания, дворцы, стены. На стенах и на улицах складывались фигурки «разбойников», а вблизи от города, из лица Творимира сложился огромный военный лагерь. Тысячи и тысячи озлобленных, жаждущих крови воинов пребывали в душных палатках, и каждого из этих воинов чувствовал своим раздробленным сознанием Творимир. И он вопил тысячью голосов, он пил тысячью глоток, от терзался тысячами ран. На него наползали бессмысленные нагроможденья образов, но главенствовала злоба…
И Творимир вновь оказался в палате, где пили и гарлопанили. Некто одноглазый, с перекошенной ненавистью мордой, налетел на Творимира, и всучил ему отдающую сильным смрадом чашу, прохрипел:
– Ну, что же ты не пьешь?!.. Пей, тебе говорят…
Творимир, что было сил оттолкнул его, рванулся к выходу, запутался в темном от грязи пологе, под оглушительный хохот повалился… затем, все–таки вырвался на улицу.
Он был среди лагеря, который казался безмерно большим, нежели покинутый им недавно. Лагерь окружали рвы, были массивные стены, некоторые постройки вполне походили на дома.
Ну а возвышающийся над лагерем град был настоящим исполином. Сложенные из массивных гранитных блоков стены вздымались на десятки метров, и казались совершенно непреступными.
А войско государево готовилось к штурму. Кажущиеся бесконечными отточенные колонны маршировали, выстраивались в боевые порядки.
И повсюду была кровь. Кровь текла густыми ручьями, кровь дымкой висела; кровью была пропитана почва, дальние поля блистали кровавой росой.
Тогда Творимир сжал голову, медленно осел на колени, прохрипел:
– Что это?.. Откуда это наваждение?.. Как мне бежать отсюда?!.. Ну же ответьте!.. Кто–нибудь – ответьте!!!
И тут две сильные руки обхватили его сзади, сжали за ребра. Руки показались жгучими, тяжело было дышать. В глазах Творимира потемнело.
Он, думая, что это либо Бриген Марк, либо какое–нибудь чудище, из всех рванулся вперед, прохрипел исступленно:
– Выпусти!.. Ты, сволочь, гадина! Выпусти!
Руки разжали – он повалился на окровавленную землю. Вот уже вскочил, а знакомый голос приветливо окликнул:
– Да что с тобой, любимый?..
– Любава?! – он резко обернулся.
Она постарела. Прибавила весу, на лице появились морщины, но все же Любава по–прежнему была красивой, и, видно, очень гордилась, козыряла этой красотой. Высокая, сильная физически, одетая в мужицкие штаны и широкую рубаху, подошла, полошила полную руку ему на плечо.
– Это ты после вчерашнего?
