— Я никогда тебя такой не видел, — сказал я. — Тебя, наверное, что-то пугает.
Она положила руки на колени и, ничего не говоря, уставилась на море.
— Я все-таки не понял насчет дома, — настаивал я. Разве Макс не хотел, чтобы ты о доме заботилась? Разве он не оставил денег?
Маджори не отвечала. Они сидела неподвижно, как будто позировала художнику.
— Ну, не знаю, — безропотно сказал я. Вытащил пачку сигарет и увидел, что она смята. Извлек сигарету, которая была в форме буквы «у», выпрямил ее и с удовольствием закурил.
А саблевидный флюгер вертелся вовсю: к-сссик, к-с-с-с-сик, к-сссссик..
Через несколько минут Маджори наконец выдавила:
— Он умер не по своей воле…
Я кивнул.
— Поэтому он ничего не оставил на содержание дома?
— О, нет, — всхлипнула она. — Он прекрасно знал, что будет с этим домом.
— Ты думаешь, Макс сам хотел, чтобы он развалился?
— Да.
— Но почему? Ведь это такой замечательный старинный дом! Макс так его любил!
Маджори судорожно вздохнула. По всему было заметно, что она очень нервничала и ей стоило изрядных усилий держать себя в руках…
— Он никогда ничего не объяснял. Он лишь рассказал мне то, что было необходимо для моей собственной безопасности.
Я засмеялся. В том, что сказала Маджори, не было ничего смешного, но я решил показать ей, как беззаботно и легко отношусь к ее словам.
— Мне кажется, это одна из маленьких шуток Макса, сказал я. — Думаю, тебе не стоит беспокоиться. И еще мне кажется, что тебе сейчас нужен отдых. Все-таки ты утомилась.
— Это была не шутка, — сказала она. — И Макс не был болен.
— Ты же говорила, что он был не в себе.
— Я не имела в виду болезнь.
— Тогда что же? Ты говоришь загадками·
Маджори принялась грызть ногти. Когда заговорила вновь, ее голос звучал сухо, слова она произносил а четко, и у меня возникло ощущение, что все это правда.
— Помнишь старинную амфору?
Я кивнул:
— Конечно. Ты говоришь о той, которую Макс привез из Аравии, она разрисована голубыми цветами, лошадками и еще чем-то? Ну, конечно, помню. Когда я был ребенком, амфора была одной из моих любимых вещей.
— Видишь ли, — задумчиво сказала Маджори. — С этой амфорой происходили удивительные вещи. Макс знал, но до последнего дня молчал. Этот сосуд был… ну, каким-то странным.
— То есть?
— Понимаешь, в нем было нечто таинственное, — сказала Маджори. — В свое время он использовался как некое акустическое устройство. То есть издавал какие-то музыкальные звуки. Я никогда ничего подобного не слышала, но Макс говорил, что слышал. Это обычно бывало ночью. Он рассказывал, как однажды поднялся ночью к себе в кабинет, часа в два или в три, и сосуд издавал музыкальные звуки.
