На проводы борделя Мэри по понятным причинам не пошла, хоть ее и звали — Оливер было ляпнул: приходи, мол, будет весело, но напоролся на такой горький взгляд, что поднял руки: "Не стреляй, виноват, больше не буду", — а потом еще два раза извинялся. Пока не дошло: лучше просто не поднимать эту тему. Зато Аннелиза не пропустила великого события и, разумеется, прибежала с полным подолом сплетен и пересудов.
Торговец, некий Шаплен, пришел на Изерлон с грузом вина, консервов, тканей, сувениров, образцов оружия новейших феззанских разработок — эдакая летучая мелочная лавка. Едва появившись в порту, он был изловлен мадам Берлитц, прижат к ящику с люстрой, вокруг столпились ошалевшие от безделья разряженные девицы, сладко улыбаясь и строя глазки, — словом, устоять было никак невозможно, да еще ему намекнули, что в пути с ним будут ласковы… Мсье Шаплен задержался на станции ровно настолько, чтобы распродать свои товары и погрузить в трюм люстру мадам Берлитц — и чтобы вывести на борту своего транспортника разноцветную надпись "Райская птичка".
Ибо он был настоящий коммерсант и выгоду чуял за парсек. Отвезти бордель в Рейх? Нет ничего проще. Но куда лучше — не отвезти в Империю, а возить по Империи. Представляете, мадам, прилетаем мы на какую-нибудь недавно колонизированную планету, где баб не видали несколько лет. Снимаем сливочки — и летим дальше… и порт приписки у судна, между прочим, Феззан… а? Ударили по рукам, и вскоре, сверкая свеженарисованной вывеской, летучий бордель Берлитц и Шаплена покинул негостеприимную территорию Альянса, не признающего бизнеса определенных сортов. Хотят упускать доходы ради принципов? Их дело. Уж Шаплен и Берлитц — не упустят.
— Маргерита сказала, они уже и люстру в кают-компании привинтили, — смеялась Аннелиза. — Чтобы прибыть к клиентам, так сказать, во всеоружии. Сидят эдак колонисты в недоосвоенной дыре, и тут к ним с неба спускается это…
— С люстрой, — отозвалась Мари.
— Ага! Думаю, у них дело будет процветать.
— Да пусть процветают, скатертью им дорога. Лишь бы не здесь, — хмыкнула Мари.
Она не сразу поняла, почему с этого дня у нее спина стала прямее, а походка — легче. Будто с плеч свалился привычный и оттого прежде не замечавшийся тяжеленный груз.
Постыдное прошлое улетело в неизвестном направлении и больше не вернется.
В середине декабря на Изерлон прибыл с переговорами имперский адмирал Кирхайс. Обмен военнопленными. Залог мира? Неужели война остановится, начнется спокойная жизнь, всеобщее счастье и благоденствие? Друзья Мари сомневались, что возможен столь радостный исход. Ходили слухи — неспроста это. В Рейхе сменился кайзер, вместо прежнего Фридриха, который был "ничего, человек приличный", на трон усадили несмышленыша пяти или семи лет отроду, а править будет прежний госсекретарь, старый подковерный интриган Лихтенладе, и с ним стремительно взлетающая звезда имперского небосклона, юный и гениальный Райнхард фон Лоэнграмм. Поговаривали, что этот не успокоится, пока не сожрет всю Галактику и не выплюнет ее косточки. Если он взялся выменивать своих пленных, значит, ему это для чего-то нужно, а хорошего задумать в Рейхе не могут по определению. Но наши политики не упустят случая продемонстрировать любовь к народу любым способом — и уж пусть в погоне за лишними голосами сделают доброе дело. Свобода трех миллионов сограждан стоит чего угодно. Так что договор скорее одобряли, но опасались подвоха. Уж очень задумчив адмирал Ян, — говорили изерлонские военные. — Чует ловушку. Наш адмирал ловушки завсегда чует, ведь он сам большой мастер их устраивать, тем и знаменит на всю Галактику.
