Она бродила по улицам необъятного города, глазея по сторонам. Чемодан, поначалу легкий, заметно потяжелел и довольно неприятно бил по колену, ноги заныли, жалуясь на туфли, прежде казавшиеся вполне удобными, желудок напомнил о себе тянущим ощущением голода. У нее были деньги, но кафе не работали, а у входа в военную столовую стоял альянсовец в форме, по-видимому, проверявший пропуска, так что она не посмела туда сунуться. "Ничего, — подумала Мари, — мне ведь случалось обходиться и без обеда, и без ужина, и без завтрака…" Оказалось, однако, что она от этого отвыкла. Прежде как-то было легче.
Наконец, уже еле живая от усталости, она вышла к небольшому скверу, в котором обнаружилась лавочка. Вокруг не было ни души. Девушка уселась, вытянув гудящие ноги. Потом подумала немного — и легла, подложив под голову свой чемодан.
Последнее, что шевельнулось в засыпающем мозгу — авось, никто ее отсюда не сгонит.
Изерлон. Новые надежды
Военная форма наша — воистину плод дизайнерского гения. Я думал, я один тут спятил…
адмирал Ян Вэньли
После того, как было оглашено заявление, единодушно одобренное всей аудиторией, о необходимости предоставления политических и социальных прав женщине, как матери и хозяйке дома, а также как "видной деятельнице в промышленности, торговле и земледелии", собрание было объявлено закрытым. На том и разошлись…
Из доисторических газет
Она бежала по гулким металлическим коридорам, задыхаясь — за ней гналось чудовище с лицом герра Фруллена, только почему-то черным. "Стой, паршивка, — приговаривало чудовище, шумно дыша. — Ты должна отработать контракт. Вот твои клиенты". Она оглянулась — за спиной Фруллена маячили имперские офицеры в расстегнутых кителях. У этих вовсе не было лиц — просто гладкие овалы, и почему-то это было очень страшно. Она свернула во внезапно открывшийся боковой ход и помчалась изо всех сил, но те сзади догоняли, а проход становился все уже, из его стен высовывались гибкие руки с железными когтями, рифленые, как шланги от душа. Они клацали суставчатыми пальцами у самых глаз, хватали за подол, тянули каждая в свою сторону, а Фруллен был все ближе. Она обернулась снова и увидела, что половина лица у него стала красной. Он садистски улыбнулся, сморщив красную щеку, и плотоядно причмокнул. Черная половина его физиономии исказилась, переместился глаз, изменилась форма носа — это была мадам Берлитц. Из ее угла рта свисал почему-то кусок бумаги — Мари знала, что это ее контракт, берлитцевая половина чудовища отрыгивала его, а фрулленовая помогала, — тянула, ухватив синюшными пальцами за угол с печатью.
