Вот это мне и нравилось в Массольте! Всегда стоит на твердой земле, всеми четырьмя ногами.
Тем не менее в прошлом у нас часто возникали разногласия, что вполне могло дать мне повод сменить литературного агента. В последний раз мы поцапались год назад, когда в Румынии вдруг ни с того ни с сего появилось пиратское издание моей книги «Почему опять я?», о котором Массольт якобы ничего не знал. Воспоминание об этом впоследствии не раз и служило мне подтверждением: Массольт отнюдь не принадлежит к тому типу людей, кого называют «любителями литературы». Совсем напротив — бизнесмен до мозга костей.
— Уверяю вас, такого рода выступление и вашу последнюю книгу…
Я неодобрительно взглянул на него. (Можно сказать, отметил минусом.)
— …и ваших «Кочевников», — поправился Массольт, — сделает еще популярнее. Поверьте мне на слово.
Я только одного не понимал — каким образом эта телевизионная братия вышла на меня как на «эксперта по Лафатеру»?
— Ну-у-у, — загадочно протянул Массольт, — а для чего же иначе вам нужен агент? Ах, кстати, — «Кочевники», пока не забыл.
Он вытащил еще один листок. Заявка на очередное выступление. Этот вопрос он хотел решить сразу, в моем присутствии. Иногда у него случались приливы сверхактивности. Он схватил телефонную трубку — глаза человека, готового к борьбе: узкие, тонкие щели.
Я откинулся на спинку стула.
Краткая вступительная болтовня. Затем Массольт во всех подробностях обсудил с невидимым собеседником вопрос гонорара. С особым удовольствием углублялся он в мельчайшие детали обсуждаемой темы. Я же с умилением склонил голову набок — будем точны, на правый, чтобы лучшим своим ухом, а именно левым, иметь возможность подробнее расслышать, о каких суммах в данном случае идет речь. Массольт виртуозно делал свое дело. Он не отступал ни на шаг. В ответ на предложения, поступающие от собеседника, он лишь угрюмо сопел в трубку. Это продолжалось довольно долго. Я не верил своему уху и уже начинал побаиваться, что в решающий момент все лопнет. Массольт же, продолжая беседу, лишь молча мне кивал.
И верно: в финале он, совершенно расслабившись, распластался в своем рабочем кресле и молча простер в мою сторону кулак с победоносно задранным вверх большим пальцем.
Вечером — к Эллен!
Так мы договорились по телефону, и я был этому рад, ибо мне вовсе не улыбалась мысль все берлинские выходные проторчать в своей квартире, наедине с самим собой.
Времени оставалось еще много.
Зарядил дождь. Серый и упорный, он ливмя лил из всех нависших над Берлином туч.
