— И после этого я должна вам поверить, что вы не имеете отношения к профессии?
— Я польщен, если вы убеждены в обратном.
— А что было бы, не получи я этого письма?
— Ничего. Я понимаю, это кажется странным. Я никогда не был так счастлив, как здесь, с вами. Если бы окаянное послание не положило этому конец, я бы хотел, чтобы такая жизнь длилась вечно.
— И вы не сообщили бы мне о смерти моего мужа?
— Мне казалось, он вам дорог, и я не хотел нарушать нашу идиллию.
— Нашу идиллию!
— Ну да, это слово обычно употребляют, когда два человека друг другу нравятся.
— Говорите за себя.
— Может быть, сейчас вы меня презираете. Однако я припоминаю моменты, когда было именно так.
— Я хорошо воспитана, а вы много о себе понимаете, вот и все объяснение.
— Сигрид, я вас не узнаю.
— А уж я-то вас!
— Ладно. Сейчас не время препираться, надо действовать. Мы в окружении не понарошку, а взаправду, третий день за домом следят. Что вы предлагаете?
— Это ваша проблема. Лично мне ничего не грозит.
— Вы так думаете? Письмо подписано Жоржем Шеневом?
— Вы с ним знакомы?
— Это человек, которому Олаф звонил от меня перед смертью. Что вы о нем знаете?
— Впервые слышу это имя.
— Возможно, он враг Олафа. Все это смахивает на инсценировку. Я не могу поверить, чтобы Олаф случайно явился умирать ко мне. Тем более что накануне один тип завел со мной разговор, будто специально подсказывал, как себя вести в такой ситуации. Олаф был моим ровесником, такого же роста, тоже брюнет. Обмен был в принципе возможен.
— Вы не той весовой категории.
— При таком питании вес я бы скоро набрал, — ответил я, кивнув на поднос с завтраком.
Как ни странно, именно последний довод, кажется, убедил ее в моей искренности.
Сигрид пошла в мою бывшую комнату, чтобы рассмотреть из окна наших шпионов. Вернувшись, она сказала, что они ей не знакомы и, на ее взгляд, не опасны.
— Откуда вы знаете? — запротестовал я. — Может быть, они вооружены.
— С какой стати им нас убивать?
— Возможно, мы, сами того не зная, стали свидетелями каких-то неудобных для них фактов. Я единственный видел, как умер Олаф.
— Если все так, как вы рассказали, в его смерти не было криминала.
— Чем дальше, тем больше мне кажется, что был. Они прощупывали почву. Кому, кроме меня, вздумалось бы занять его место? У меня пока нет ответа только на один вопрос — о роли Олафа: пошел ли он на это добровольно или им манипулировали?
— Как вы можете думать, будто Олаф умер добровольно?
— Сигрид, мне очень жаль, но, согласитесь, вы плохо его знали.
