«Смелая крошка», — подумал я.
— Надеюсь, я вас не разочаровала, — добавила она, — мне бы хотелось быть дома, когда вернется Олаф.
О нем-то я и забыл!
— Вы не бойтесь: когда он будет здесь, я даже от него вас спрячу.
Бояться? Мне ни капельки не было страшно.
— Почему вы готовы на это для меня? — спросил я.
— Вы первый, кто проявил ко мне интерес. Такого интереса не проявлял ко мне даже муж.
— Значит, завтра утром вы никуда не уйдете? Будете охранять мой покой?
— Вы действительно этого хотите?
— Да, — кивнул я, чувствуя себя ребенком, упрашивающим мамочку остаться с ним.
— Хорошо.
Я расплылся в улыбке. Тут она вдруг встревожилась:
— А что я буду делать весь день?
— То же, что мы делаем сейчас.
— Мы ничего не делаем.
— Неправда. Мы пьем.
Сигрид наполнила бокалы и покачала головой:
— Так и будем все время пить?
— Пить превосходное шампанское: лучшего занятия не придумаешь.
— И сколько недель вы намерены так прожить?
— Вечно.
— Что же с нами станет?
— Поживем — увидим.
На следующий день началась наша новая жизнь.
Я проснулся поздно, всю ночь проспав возмутительно крепким сном. Немного понежился в постели, спрашивая себя, ради удовольствия пощекотать нервы, сдержала ли Сигрид обещание. Потом принял душ, надел халат и спустился вниз. В кухне Сигрид протянула мне чашку кофе.
— Вы здесь, — сказал я с такой нескрываемой радостью, что она просияла.
— Ведерко с шампанским ждет нас в гостиной.
— То есть я один так долго сплю?
— Нет. Это тоже входит в проклятие виллы. Я каждый вечер завожу будильник, иначе вставала бы чудовищно поздно, уподобившись Бисквиту.
— А я решил, что Бисквит отныне станет моим гуру.
— Если пожелаете, шампанское будет и в его миске.
Я вспомнил, что гостиная хорошо видна с улицы, и Сигрид перенесла ведерко в кухню.
— Когда мы начнем? — спросила она.
— В одиннадцать. У шампанского есть один недостаток: утром спросонья оно идет плохо.
— Вы пробовали?
— Да, как и вино, и виски, и водку, и пиво — ничего не пошло.
— Пиво с утра? Зачем вы пробовали такой ужас?
— Вы правы, это было хуже всего. Только из преклонения перед Буковски. Он просыпался, не успев протрезветь, и сразу же высасывал бутылку пива. Я пытался подражать ему, но быстро сломался. Он-то был герой.
— Алкоголик, вы хотите сказать.
— Герой алкоголизма. Он пил, можно сказать, отважно. Заливал в себя лошадиные дозы напитков мерзейшего качества и писал после этого дивные страницы.
— Вы тоже хотите писать?
— Нет. Я хочу быть с вами.
— Хотите посмотреть, куда заведет нас алкоголизм?
