"Фелисардо, вы мне служили столь верно и все ваши поступки были столь сообразны с законами чести, что я не могу не уважать и не ценить вас. Человеку рождение не прибавляет заслуг и не отнимает их у него, ибо оно не зависит от его воли, но за свои поступки, как хорошие, так и дурные, он полностью отвечает сам. Чтобы сделать мне приятное, вернитесь в Сицилию. Клянусь вам жизнью моих детей, что буду оказывать вам еще большее уважение, чем делал это доселе, и сочту долгом своей чести отражать любые нарекания на вашу. Вы - подлинный кабальеро, и я не понимаю, почему вы должны были уехать, между тем как принц Фесский [a18], не имеющий с этим благородным званием ничего общего, служит его величеству в Милане, нося на груди знаки ордена Сант-Яго. Более того - король Филипп Второй и сеньора инфанта, правительница Фландрии, настолько уважали его, что первый снимал перед ним шляпу, а вторая делала ему реверанс. Ибо различие рас не затрагивает благородства происхождения, особенно у лиц, подобных вам, предки которых уже так давно исповедуют нашу истинную религию. Возвращайтесь же, Фелисардо, в мой отряд, начальником которого я вас сделаю, и вы будете около меня в большей безопасности, чем где бы то ни было, и я постараюсь вас женить как можно лучше, и вы сможете жить при мне до тех пор, пока вы сами не захотите покинуть меня, или того потребует служба его величеству".
Фелисардо получил это письмо, собственноручно написанное великодушным принцем, - поступок достойный его высокого благородства, - и, проливая чад ним слезы, и с жаром несколько раз поцеловав подпись, решил ответить следующим образом:
"Великодушный и щедрый принц, когда я уехал от вашей светлости, мной овладело страстное желание чем-либо проявить свою доблесть. Я высоко ценю милости и благодеяния, оказываемые вами мне, и глубоко признателен за них. Ваши слова будут кровью запечатлены в моей душе. Сейчас я еду в Константинополь, где, видимо, уже находятся мои родители: как люди благородные, они не пожелали оставаться в Испании и вспоминать о ней больше, а потому избрали местом своего пребывания столицу этой империи. Оттуда я вам сообщу, какое приму решение для того, чтобы совершить подвиг во имя бога, короля и родины. С первых дней моего пребывания в Палермо (этого я никому никогда не рассказывал) я служил сеньоре Сильвии Менандра, любил ее и обладал ею. Мне кажется, что у нее под сердцем остался залог моей несчастной любви. Умоляю вашу милость передать ей это письмо так. чтобы не опорочить ее доброе имя, и прошу вас принять под свое покровительство младенца, который родится, так, как если бы сама судьба положила его к стопам вашего милосердия".
