Доктору Вильгельму, поддерживавшему контакты с учеными медиками, были известны имя Фридриха фон Каммахера и его научная судьба. Злополучный труд по бактериологии, как и работы с яростными атаками его оппонентов, стояли у него на книжной полке. И все-таки имя Фридриха по-прежнему оставалось весомым. Доктор Вильгельм вслушивался в слова собеседника и вообще чувствовал себя польщенным общением с ним. Но тут его внезапно вызвала сестра от «Красного креста».
Маленькая, отгороженная от мира, отшельническая келья врача, в которой Фридрих остался наедине со своими мыслями, побудила его к новым раздумьям о цели своего необычного путешествия. При этом благодаря наслаждению сигаретой и тому обстоятельству, что «Роланд» шел теперь заметно ровнее, на душе у него стало несколько спокойнее, хотя в какой-то мере сказывалась общая нервозность, вызванная океанским рейсом. Не исчезало странное ощущение: он чувствовал себя как бы зафрахтованным нелепым образом вместе с этим огромным, заполненным людьми средством передвижения, с которым должен был делить радость и горе, пока не будет доставлен в Новый Свет. Никогда в жизни у него еще не было такого чувства, как теперь: он превратился в безвольную куклу в руках судьбы. Но темные видения перемежались со светлыми. Он вспоминал Ингигерд, которой еще не видел, и, прикасаясь к подрагивающей переборке низенького врачебного кабинета, вновь трепетал от счастья, сознавая, что он живет и дышит вместе с девушкой в одних стенах, над тем же килем. «Это неправда! Это ложь!» — повторял он снова и снова вполголоса, вспоминая заявление калеки, будто бы Хальштрём бесчестным образом использует свою дочь.
Приход доктора Вильгельма вернул Фридриха на землю и причинил ему что-то вроде боли. Давясь смехом, корабельный врач бросил на койку фуражку и рассказал, что он только что собственноручно вытащил на палубу крошку Хальштрём вместе с ее псом. Этот чертенок, сказал он, играет форменную комедию и то лупит, то ласкает своего верного пуделя, по кличке Ахляйтнер.
Эта весть обеспокоила Фридриха.
В те дни, когда он впервые увидел малютку Мару, она показалась ему воплощением детской невинности. Но затем до ушей его стали доходить слухи, поколебавшие веру в ее чистоту и принесшие Фридриху много тяжких минут и бессонных ночей. Доктор Вильгельм, который, похоже, и сам проявлял интерес к малютке Маре, завел разговор об Ахляйтнере, доверившем ему свою тайну: он-де помолвлен с Ингигерд Хальштрём. Фридрих промолчал. В противном случае он не мог бы скрыть, какой ужас объял его опять.
