Бобби скатал в комок кусочек бумажки и запустил им в лампочку. Лампочка закачалась под потолком.
— А ты…
— Хватит! — закричал Юрто.
— Почему это? Ничего не хватит, — не унимался Бобби. — Лишняя информация еще никогда никому не вредила. Я не удивлюсь, если тебя разорвет прямым попаданием. Ты очень толстый. И на дереве найдут обрывки подтяжек.
Заложив руки за голову, Ламбрей наблюдал за Бобби, откровенно забавляясь его цинизмом. Они обменялись понимающими улыбками. Нет более благодатной почвы для зарождения взаимной симпатии, чем чужие неприятности.
Гийаде под каким-то предлогом улизнул из комнаты, кое-как натянув краги, как раз в тот момент, когда Бобби остановился перед его койкой.
— Ты что, суеверный? — крикнул Бобби ему вдогонку. — И я тоже!
Он скатал еще одну бумажку и, метко прицелившись, отправил ее вслед за первой.
— А ты, монашек, чем дорожишь? Своей душой? Никогда ничем не дорожи, тогда нечего будет терять, — сказал Бобби, принявшись за очередной кусочек бумаги. — Тебя арестуют однажды вечером, когда ты будешь развлекаться с рыжей девчонкой. А потом сразу получишь пулю, и она проделает тебе дырку прямо в тонзуре. И вся твоя работа на благо рая пойдет насмарку.
Ламбрей и Лервье были единственными, кто остался без предсказаний. И Лервье это заметил.
— Бобби, оставь в покое лампочку, — не выдержал он.
Отчего момент сближения двух друзей, к которым его так тянуло и в чью бригаду он так просился, теперь вызвал раздражение?
В комнате стало как-то странно тихо. Бобби порылся в сундучке, где царил жуткий беспорядок, и извлек оттуда пижаму.
Его койка стояла как раз напротив койки Шарля-Армана.
Под столом, разделявшим обе кровати, они обменялись заговорщицкими взглядами. И наблюдательный Лервье-Марэ спросил себя, что между ними общего. Разве что одинаковый дар презирать всех и вся. Только у Шарля-Армана этот дар основывался на вековой традиции избранности и привилегий, а у Бобби отражал стремление плевать на традиции и быть начеку.
«Бывают на свете люди, которым все дозволено», — подумал Лервье-Марэ.
Вдруг в ночи раздался звук охотничьего рога. Это, конечно, был Монсиньяк. И тогда Ламбрей остро ощутил, как ему не повезло, что он попал в мотовойска. При команде «По коням!» трубят в рог, а здесь играют на аккордеоне. Все равно что гараж рядом с манежем. И Шарль-Арман решил, что будет всех презирать те четыре месяца, которые ему предстоит провести в Школе.
— Я ему припомню Сомюр! — процедил Дерош.
