Затем кто-то запиликал на губной гармошке, кто-то застучал ложками, и вдруг взвилась песня: «О, Париж, мой Париж…» Вместе с «нормандцами» пели Илья Эренбург, Павел Друзенков, все присутствующие из русских.
Шампенуа сказал не все. Он приберег еще одно не менее приятное сообщение, чтобы объявить о нем ближе к двенадцати. И когда нужное время подоспело, открыл свой портфель, извлек оттуда шелковый мешочек с вышитой на нем желтой надписью: «Летчикам «Нормандии», высоко поднял его над головой.
— Это, господа, вместе с новогодним поздравлением передали вам Люсетт и Жинетт!
Что тут началось! Буря восторгов. Французы от радости прыгали, как мальчишки, отовсюду неслись возгласы:
— Вива Люси и Жижи! Прекрасные девушки! Помнят о нас! Настоящие француженки! Да здравствует свободная Франция!
Когда все приутихли, Шампенуа развязал шнурок мешочка и высыпал на стол золотые нарукавные нашивки, созданные девичьими руками.
Летчики мигом расхватали их, начали рассматривать, примерять к рукавам.
Замешкавшемуся Бизьену нашивки не досталось. Он стоял у стола, растерянно глядя на Шампенуа.
— Кто здесь Ив Бизьен? — вдруг спросил тот.
— Я! — встрепенулся «обиженный».
— Простите, немного забылся. Для вас есть нашивка персональная.
Шампенуа извлек из нагрудного кармана что-то наподобие шоколадки в блестящей фольге.
— Велено передать лично вам.
Воссиявший от счастья Ив бережно развернул фольгу и увидел такую же, как у всех, нашивку, с той лишь разницей, что на оборотной стороне скромной белой ниткой было выстрочено имя, ставшее вдруг дорогим и родным: «Люси».
Ив был вне себя от радости. Летчики откровенно завидовали «малышу Бизьену», сумевшему пленить сердце первой же француженки, встретившейся ему в России.
Никто не думал тогда, что изображение нарукавной нашивки: два золотистых льва на красном фоне — герб провинции Нормандия — станет вскоре эмблемой эскадрильи. Вместе с добротой девушки подарили соотечественникам символ преданности своей любимой родине.
«Мушкетеры» умудрились незаметно прикрепить нашивки к рукавам, чем заслужили право ровно в двенадцать часов по московскому времени провозгласить тост за Францию, за ее освобождение от злобного, коварного врага.
Новогодний вечер удался на славу. Он влил в «нормандцев» новый заряд бодрости и энергии, дал еще раз почувствовать, что в «далекой холодной России» они не одиноки, с ними все, кому ненавистен фашизм.
Уезжая, Шампепуа вручил Пуликену пакет. Сказал:
