Какой час, какие ведра! Ушлые ребята выкатили из домов и бани все бочки и поволокли к реке. От берега несли уже полные, умудряясь при ходьбе отвешивать пинки друг другу. Приструнить братьев было непросто, но с такими клоунами было весело, да и впадать в хандру было некогда. Испортить что-то я им не позволял, просто не давал сложных и ответственных поручений. Но зато избавился от тяжелой и однообразной физической работы. Мартыну очень понравился мой тяжелый арбалет, и он всякое свободное время использовал, спросив разрешения, для того, чтобы упражняться в стрельбе. Наум все больше присматривался к мастерской, с интересом наблюдал за работой: за тем, как меняется железо по мере обработки, как из горстки обломков, бесформенных кусков разномастной крицы рождаются такие знакомые и простые вещи. Чтобы не сидел без дела и хоть чуточку приобщался к мастерству, я позволил Науму качать меха. Как и все, за что брались братья, он делал это с энтузиазмом, каким-то совершенно неудержимым рвением. Через два дня меха пришлось основательно переделывать: Наум их порвал.
В чем братья были хороши, так это в единоборствах: стоило мне показать им несколько несложных приемов из боевого самбо, как они принялись кидать друг друга с таким азартом, что скоро мне пришлось вспоминать более сложные приемы и даже целые связки, чтобы занять их надолго. Я все больше убеждался в том, что это прирожденные воины, и вся их бурлящая и бьющая через край энергия растрачивалась по пустякам до того момента, когда я дал им в руки оружие и преподал азы единоборств. Конечно, я продолжал обучать их работе в кузне и строго спрашивал за огрехи в ведении домашнего хозяйства, но главное в их жизни определилось – это постоянное постижение воинского ремесла. Они уже лихо рубились на мечах, которые сами же потом и ремонтировали. Плели искусные кружева кончиками пик, выискивая слабые места в защите друг друга. Мы все чаще устраивали настоящие побоища: то каждый за себя, то двое на одного. Разрешались любые приемы защиты и нападения. Главное условие – не калечить. Мелкие ссадины и порезы прощались.
Никогда не мог себе представить, что жизнь в лесу может быть наполнена новостями, событиями, непривычной для горожанина активностью. Я-то всегда считал, что лес – это тихое, спокойное место, где все течет неспешно, размеренно. В сравнении с городской жизнью так оно и было, но теперь я не горожанин, и мне приходится довольствоваться новостями о тех событиях, что происходят в моем окружении. Неподалеку от Железенки устроила себе лежбище семейка волков, в дубовую рощицу на излучине реки пожаловал медведь. Крестьяне из соседнего хутора устроили травлю кабаньего выводка, да так громко, что даже возле моей мастерской слышно было. Те же крестьяне дней пять отвоевывали у леса пахотные земли, рубили деревья, жгли подлесок. Такое впечатление, что всю зиму они действительно, как медведи, отсыпались по берлогам, и только весной выбрались в лес. Теперь эти места не казались такими дикими. В лесу, что ни день, так шум и возня, по реке то и дело снуют лодки с рыбаками да торговцами. Благо что мой хутор пока обходят стороной, но через какое-то время привыкнут и повадятся захаживать, когда по делу, а когда и просто так.
