Распутина охраняла придворная полиция, «охранка» и особая частная охрана, нанятая банкиром Рубинштейном, заинтересованным в его могуществе.
Организовать и осуществить покушение на фаворита царской семьи мог только человек огромного ума и силы воли.
Подвальное помещение во дворце князя Юсупова было сводчатым, в стиле русских палат. В камине уютно потрескивали дрова, резная мягкая мебель, шкура белого медведя, устилавшая, пол, придавали комнате особое очарование, свойственное только женским будуарам. На небольшом столике рядом с китайским сервизом стояли вина и поднос с пирожными.
Пуришкевич, великий князь Дмитрий Павлович и поручик Сухотин, закончив приготовления к приему гостя, поднялись по винтовой лестнице на второй этаж в кабинет Юсупова и стали чутко прислушиваться к малейшему шуму, доходившему с улицы.
— Едут, — сказал Пуришкевич, услышав шум мотора.
Под окнами хлопнули дверцы автомобиля, послышался топот стряхивающих снег ног и густой, низкий голос Распутина:
— Куда, милый?
Заговорщики спустились в тамбур и старались не дышать, вслушивались в каждый шорох за дверью. Прошло более получаса, когда послышалось хлопанье пробок и звон бокалов.
— Пьют, — прошептал Дмитрий Павлович, — теперь ждать недолго. — Прошло еще четверть часа, разговор за дверью не прекращался.
— Это невероятно, — прошептал Пуришкевич, обращаясь к Великому князю. — Он, наверное, заколдован. Его даже цианистый калий не берет.
Все трое поднялись по лестнице в кабинет, куда вскоре пришел встревоженный Юсупов.
— Ничего не понимаю, — сказал он. — Этот мерзавец выпил три рюмки с ядом и съел несколько отравленных пирожных — и ничего. Яд не действует.
Немного подумав, он подошел к письменному столу, достал из ящика браунинг и решительно направился к лестнице. Через несколько минут внизу раздались выстрел и глухой звук падающего тела. Пуришкевич, Сухотин и великий князь бросились вниз. Перед диваном на шкуре медведя лежал умирающий Распутин. Крови не было. Пуля попала старцу в грудь. Но он еще не был мертв. Он агонизировал. Пуришкевич осмотрел лежащую на спине нескладную фигуру старца, с его запрокинутой головой, торчащей вверх бородой, с заострившимся побелевшим хрящеватым хищным носом и закатившимися, в красных прожилках, глазами.
— Поздравляю Вас, Феликс, — сказал он. — На этом свете стало одним негодяем меньше. Приближалось утро. Нельзя было терять ни минуты. Все четверо поднялись наверх. Пуришкевич с Юсуповым стали снимать с окна тяжелые бархатные шторы, а поручик Сухотин с великим князем повезли сжигать шубу и шапку Распутина. Не успели они уехать, как в тамбуре на лестнице послышались чьи-то тяжелые шаркающие шаги. «Прислуга на ночь отпущена, кто бы это мог быть?» — подумал Пуришкевич. Он бросился по лестнице вниз и выбежал во двор. То, что он увидел, не могло присниться и в кошмарном сне. Григорий Распутин, тяжело переваливаясь из стороны в сторону, бежал к открытым кованым воротам и громко кричал:
